– Можно взглянуть? – спросил он, указывая на ее рот.

Барбара смущенно закатила глаза.

– Конечно, – сказала она и широко раскрыла зев.

– Теперь попробуйте укусить. И покажите, как вы улыбаетесь. – Доктор Дэн сам изобразил укус, а потом улыбку.

Стены кабинета были морковного цвета, как закат в Калифорнии. Барбара знала, что некоторые цвета по-особому влияют на человека, скажем, красный делает тебя более агрессивным. А морковный – помогает расслабиться?

Доктор Дэн наверняка это знал. Барбара продемонстрировала, как двигается ее челюсть.

– Ясно, – кивнул доктор Дэн. – Вы позволите? – Барбара кивнула, и он плавно завел руки в перчатках Барбаре в рот, одной ощупал верхнюю челюсть, другой – нижнюю.

Удивительно, ты приходишь к врачу, как правило, человеку незнакомому, и спокойно позволяешь ему касаться частей твоего тела, по поводу которых вы и встретились. Кончиками пальцев он провел по зубам Барбары, скользя от одного к другому, так велосипедист едет по дороге с небольшими ухабами. Она закрыла глаза, а он опустил руки к нижней челюсти и плавно покатился вдоль нее. К ней давно никто не прикасался. Перед сном Боб уютно устраивался рядышком, обнимал ее торс, как медвежонок коала, через пять минут откатывался и начинал посапывать. Она не помнила, когда он в последний раз забирался к ней в белье. А кроме него? Барбара попробовала составить список людей, которые к ней прикасались, и не могла вспомнить буквально никого – кроме одной женщины: Барбара придержала дверь в банке, и та похлопала ее по плечу, как какого-нибудь лабрадора, который принес тебе обслюнявленный теннисный мячик. А сейчас все иначе. Ей уделяют внимание. Барбара выбросила из головы все остальное и сосредоточилась на молодых, крепких руках доктора Дэна в ее рту.

– Хорошо. – Доктор Дэн медленно вытянул руки наружу и стянул перчатки. – Ничего сложного я не вижу. Сделаем вам форму. Полгода походите со скобками – и полный порядок. Максимум год. Можем взять не серебро, а природный материал, тогда форма будет в цвет зубов, менее заметной. Взрослые предпочитают именно это.

Барбара кивнула.

– Здорово.

Ей хотелось, чтобы он снова положил руки ей в рот. Есть же в Японии женщины, которым платят не за то, чтобы они с тобой спали, а за то, чтобы просто посидели рядом и поговорили? Ей ничего другого и не требуется. Секс совсем не обязателен, даже намек на него в будущем. Ей нужен спутник, которому от нее ничего не надо. Чтобы он без специальной просьбы покупал сок, какой ей нравится, чтобы целовал ее в щеку, когда этот сок принесет. Разве такой услуги нет? Это же, черт возьми, Америка, здесь возможно все. Не искать же такую услугу в интернете – вдруг увидит Боб? О том, что ты ищешь, запросто могут пронюхать другие. Хотя Боб вряд ли – откуда ему знать такие тонкости?

– Как часто надо у вас появляться? – Барбара надеялась, что спрашивает без излишнего энтузиазма.

Доктор Дэн пожал плечами.

– Раз в полтора месяца будет самое то. Улыбнитесь еще раз? – Барбара улыбнулась. – Да, – подтвердил доктор Дэн. – Раз в полтора месяца вполне. У вас все будет отлично. К тому же столько времени проведем вместе! – Он засмеялся.

Кому охота проводить время в обществе стоматолога? Никому – кроме Барбары. Она засмеялась его шутке, а потом еще дольше – своей, невысказанной. Доктор Дэн был доволен.

– Прекрасно! Сейчас к Кэссиди на рентген, она все подготовит, мы сделаем нужные оттиски. Годится? Я скоро вернусь.

Барбара глотнула.

– Хорошо, спасибо. – Доктор Дэн развернул свой стул-вертушку в сторону двери и грациозно соскочил с него, как Джин Келли в «Поющих под дождем», только в белом халате.

Барбара откинулась в кресле и уставилась на экран. Кто будет сюда смотреть, когда рядом – доктор Дэн? Прием закончился, и она записалась на следующий через пять недель, придумав, что уезжает путешествовать и хочет договориться о визите заранее, хотя, конечно, никуда она не собиралась.

Когда она приехала домой, Боб ждал у дверей.

– Ну как? – сказал он.

Кошки запрыгали по ступенькам и стали ластиться к ней, тереться боками о ее голые ноги. Вот кого они завели вместо детей, а Боб и не заметил. Будь у них дети, возможно, ей с ним было бы не так тошно. Тысячи раз она переводила через дорогу чужих детей, как своих, – и все же они были чужими. Они расходились по домам к своим мамам, те воспитывали их, как умели. А Барбара – просто сторонний наблюдатель, прохожий на улице. Совсем другое. Будь у них дети, Боб не стоял бы на пороге, а разговаривал с кем-то из них по телефону, вмешивался в их жизнь, как вмешивался в ее. Боб мог бы стать отличным отцом, оттого еще больнее. Прошли десятилетия, а он так и остался ребенком, а она мамой. Только ведь у нее всего одна жизнь, разве нет?

– За апельсиновым соком зашла? – спросил Боб. – А то у нас только густой.

– Нет, – ответила Барбара.

Ей еще не так много лет, она в состоянии принимать решения. Барбара прошла мимо Боба, чуть не споткнулась о спящую кошку – кого ей будет не хватать по вечерам, так это кошек, – прямиком поднялась в спальню и собрала сумку для недолгой поездки. С прочим она разберется потом. На первое время этого достаточно.

– Куда ты, Барб? – Боб широко раскрыл глаза.

Он смотрел, как она спускается по лестнице, открывает дверь и идет к машине.

– Какое-то время поживу у мамы, Боб. Я позвоню. Сок, какой ты любишь, есть в проходе, где молоко, в магазине, найдешь. Справа. Рядом с молоком.

Боб хотел что-то сказать, однако онемел от изумления. Барбара поставила сумку на заднее сиденье, решительно хлопнула дверкой и поехала к «Херон медоуз». Это временно. Все временно. Считать, что в жизни есть что-то постоянное – значит жить в мире иллюзий. Пусть и приятных.