Стоит переступить порог дома Кати, как подруга забрасывает меня вопросами, желая узнать подробности вчерашнего вечера. Я отбиваюсь от её допроса односложными предложениями и в спешке одеваю Саньку.

Я не должна опоздать.

Центральный парк.

Десять часов.

Я прощаюсь с Катей. Обнимаю и целую подругу в щеку, шепча на ухо, какая она классная, а она неожиданно отстраняется.

Щурится, смотрит на меня в упор, а затем говорит:

– Динка, – грозит пальцем. – Я знаю этот взгляд. Что ты задумала?

– Ничего, – пожимаю плечами, пытаясь выглядеть как обычно.

– Да ну? Ничего, – копирует мой тон. – У тебя глаза горят.

– Тебе показалось, – отвечаю с улыбкой на лице и обращаюсь к сыну: – говори тёте Кате пока и побежали.

Санька задирает голову вверх. Посылает воздушный поцелуй и подмигивает, совсем как взрослый, мой маленький мужчинка:

– Пока, Катя.

– Ах, – подруга прижимает к груди руки. – В самое сердце, мой же ты золотой мальчик.

«Сюси-пуси», «ми-ми-ми».

Катя тискает Саньку со всех сторон, вызывая у сына громкий визг.

– Ну, всё. Нам пора, – произношу приказным тоном, заставляя этих двоих отлипнуть друг от друга.

– Эти нереальные глазки, цвета... – подруга зависает на секунду, а затем, – виски! Вот увидишь, подруга, пропадёт ни одна наивная барышня, лет так через пятнадцать-двадцать.

Внутри меня что-то ёкает.

В душе отзываются протяжные струны.

Эх...

Проходили.

Эти глаза цвета виски...

Не знаю, сколько в будущем женских сердец разобьёт мой сын, но вот его отец – разбил, как минимум, одно. Моё. Вдребезги!

– Люблю тебя, – обращаюсь к подруге и тяну сына за руку, направляясь к выходу.

– Динка, я жду подробностей! Позвони мне, как приедешь домой.

– Хорошо, – отвечаю, переступая порог квартиры.

Оказавшись на лестничной клетке, вызываю лифт. Санька нетерпеливо переминается с ноги на ногу, а я поглядываю на экран мобильного телефона, боясь опоздать.

Дамир

Этим утром у меня всё валится из рук. Чашка разбита, сахар рассыпан.

Грёбаный случай...

Я волнуюсь, как пацан на заре пубертатного периода.

Не спал всю ночь. Ворочался с боку на бок, вызывая у жены недовольство.

Динка.

Стоит перед глазами. Вчера. Ночью. Сейчас. Я же поэтому не мог заснуть – всё вспоминал блондинистые волосы, спадающие на плечи волнами. А ещё... Санька. Тут меня окончательно срозило. Наповал.

Мой сын. Такой уже большой. Взгляд серьезный, пацанский. Брови – мои, глаза – мои, нос, рот, весь – я.

Я залип на его фотках. Сидел с телефоном на балконе и смотрел. Курил сигарету. Обугленный фильтр мне оставил на пальцах ожог, да и похер! Меня порвало на ошмётки. В груди сдавило, закололо. Из глаз потекли слёзы.

– Долбаёб, – шептал пересохшими губами. – Проебал сына, любимую женщину...

В дом пришлось вернуться. Анита снова ворчала, что я воняю сигаретами и пора завязывать с этой дурацкой привычкой.

Не спорю. Давно пора бросить эту дрянь, но пока не хочу. Нервы и так ни к черту, а когда курю, то немного отпускает.

Я пью кофе. Всю жизнь предпочитал чай, а тут прям захотелось черный кофе, без сахара – горький, как моя паршивая жизнь.

Назим спит в кроватке. Я его покормил и сменил подгузник полчаса назад. Анита тоже спит. Вчера она набралась алкоголем и полночи несла очередную хуйню, обвиняя меня во всех смертных грехах.

Я поглядываю на часы. Ещё есть немного времени. Нужно разбудить жену, проследить, чтобы она реально проснулась и была в адекватном состоянии.

Десять часов.

Центральный парк.

Успею.

– Просыпайся, – откинув в сторону одеяло, пытаясь разбудить жену.

Анита морщит нос. Прикрывает лицо рукой, зевает:

– Принеси воды. Пить хочу.

– Уже. Стакан, таблетка от головы – всё на тумбочке. Глаза открой, принцесса.

– Да иди... – хочет послать на три буквы, но передумывает. Открывает глаза. – Сколько время?

– Девять.

– Зачем ты меня разбудил в такую рань? – жена нехотя отрывает голову от подушки, бросает взгляд на детскую кроватку: – а этот, что? Спит?

– Этот? – оборачиваюсь. – Анита, ты не охуела?

Меня пробирает злость. Накатывает лавиной, заставляя сжимать кулаки и рвано дышать.

– Он – твой сын, а не... – блядь, я даже не хочу повторять вслух её бред ещё раз. – Раздупляйся. Прими душ. Выпей кофе, таблетку.

– Зачем? – ухмыляется. – Я в декрете. Захочу – буду целый день валяться на кровати.

Он показывает мне язык, как малолетка.

Бесит.

Срываюсь.

Дёргаю её за руку, заставляя подняться с кровати. Анита едва не падает, вовремя успев схватиться за мои плечи.

– Ты дурак? – шипит. – Какого чёрта творишь?

– В душ. Быстро! – командую, а она смотрит на меня гневным взглядом и ровняет с полом.

– Да пошёл ты... В сраку!

Анита выходит из спальни, а затем десять минут проводит за закрытыми дверями ванной комнаты.

Я стою под дверью, переминаясь с ноги на ногу. Нет сил терпеть.

Стучусь:

– Алё, ты заснула?

Молчит, но через несколько минут дверь открывается и на пороге появляется она. Выглядит паршиво: опухшее и помятое лицо, а глаза, как у китайского пчеловода. Вот нахер столько пить?

– Я уеду на пару часов. Смотри за сыном и не вздумай дрыхнуть.

– А куда это ты намылился? – спрашивает, когда я опускаюсь на корточки, чтобы обуться.

– Есть пару дел. Я ненадолго.

– Ненадолго, – фыркает. – Шагаев, если ты мне врёшь, то гореть тебе в горячем котле. В аду! – выдаёт на эмоциях.

Молчу, пропуская её проклятья мимо ушей.

– Назима покормил. Памперс поменял. А ты... – окидываю пронзительным взглядом её фигуру с головы до ног, – поешь что-нибудь и не вздумай бухать.

– А то что?

– А то дам по заднице! И можешь жаловаться своему папочке сколько влезет.

– Придурок, – кричит вдогонку.

– Это я уже понял, – отвечаю, закрывая за собой входную дверь.

Мчусь по лестнице, если так можно сказать. Колено опять болит. С утра выпил обезболивающее, но ни хрена не помогло. Пофиг.