руку, и он замер, ступив одной ногой на дорогу. Халила сглотнула вставший в горле ком и произнесла: – Мой ответ «да». Всегда был «да», кстати. Но мне казалось, стоит заставить тебя немного подождать, ведь ты выглядел таким уверенным.

Дарио надобилось лишь мгновение, чтобы понять, о чем она говорит, и выражение его лица, его взгляд… У Халилы перехватило дыхание, этот взгляд явно не подходил монаху.

– Ты оказываешь мне величайшую честь всей моей жизни, – сказал Дарио, и это не прозвучало шутливо или несерьезно; прозвучало уязвимо и очень искренне. Дарио прижал ее пальцы к своим губам, и Халила затаила дыхание, когда его горячие губы коснулись ее кожи. Он так и не отвел от нее взгляда. – Я проживу свою жизнь так, чтобы быть этой чести достойным.

Дарио вышел, и Халила сделала глубокий вдох. Глен сказала:

– Что это была за чертовщина?

– Дарио сделал мне предложение как раз перед тем, как нас схватили в Англии, – сказала она. – И я только что согласилась. Я сошла с ума, Глен?

– Окончательно, – сказала Глен и широко улыбнулась. – Он сделает тебя счастливой. А если нет, только скажи, и я его прикончу.

Халила улыбнулась в ответ, а потом брат Фердинанд помог ей выйти из кареты с должным уважением, с каким и полагается вести себя достойным монахам, по мнению Халилы, и она повернулась к маяку.

Ее улыбка растаяла, и вся та тревога, которую она до сих пор от себя отталкивала, начала зудеть в венах.

«А теперь пришло время нашего испытания».

И это испытание, в отличие от всех прочих, им никак нельзя было провалить.

Странно, но в маяке не оказалось ни единого библиотечного солдата; закат окрашивал небо красным, а у подножия башни ночь уже раскинула свои темно-синие тени.

Однако тут стояли механические стражи, и Халила поспешила прочь от прогуливающегося сфинкса. В большом дворе собралась толпа, многие библиотечные работники искали транспорт до дома; даже здесь их голоса были тихими и сдержанными, а настроение мрачным. Халила использовала выходящих работников в качестве прикрытия и понадеялась, что Глен последует ее примеру; Дарио уже ускользнул.

Как только Халила очутилась внутри маяка, то перевела дыхание и попыталась успокоить стучащее сердцебиение. Глен присоединилась к ней секундой позже, и они отправились по закручивающейся лестнице наверх, к первой ученой – медику по имени Паркер. Та оказалась властной пожилой женщиной с пышными каштановыми волосами, глазами цвета открытого моря и манерой поведения, которую Халила разве что могла бы сравнить с разъяренным раненым львом. Женщина взяла письмо Вульфа, вскрыла его краем острого ногтя, покрытого малиновым лаком, и прочитала содержимое сначала один раз быстро, а затем еще два раза медленно, прежде чем заговорить.

– Закройте дверь, – сказала она, не поднимая глаз. – Он серьезно?

– Я полагаю, вы знакомы с профессором Вульфом, – сказала Халила. – Разве он когда-то вел себя несерьезно?

– И то верно. У него чувство юмора, как у мертвеца. – Профессор Паркер постучала ногтями по своему отполированному черному столу, а потом снова свернула письмо. – Я слышала, Вульфа бросили обратно в тюрьму.

– Он на свободе, – сказала Халила. – Это все, что я могу сказать.

– Ты знаешь, что тут? – Паркер указала на сложенное письмо, и Халила покачала головой. – Я знакома с Кристофером Вульфом десять лет и ни разу не слышала, чтобы он делал громких заявлений, но он утверждает, что видел Черные архивы. Это само по себе уже безумие, но потом он говорит…

– Что архивариус приказал сжечь архивы, – тихо закончила за нее Халила. – Десятки тысяч оригинальных, незаменимых книг. Да. Он говорит правду. Я тоже там присутствовала. Я видела, как это произошло. И этот ужас я никогда не забуду.

– Ты одна из его студенток.

– Да, профессор.

– Как странно. Никогда бы не подумала, что у Вульфа достаточно терпения, чтобы кого-то обучать, а если и так, он бы оказал плохое влияние. Но ты выглядишь более-менее здравой.

– Более-менее, – согласилась Халила. – Профессор, я здесь не для того, чтобы просить о чем-либо, кроме непредвзятости. Профессор Вульф, без сомнения, написал то, во что он верит; я знаю, во что верю я. И если вы считаете, что Библиотека переживает худший этап за все время своего существования… тогда, пожалуйста, подумайте, на чьей стороне вы будете завтра. Подумайте, во что вы верите и какой хотите видеть Великую библиотеку не сегодня, а завтра, и послезавтра, и на протяжении последующих сотен поколений. Потому что мы с профессором Вульфом не верим, что Библиотека может продолжать следовать по тому пути, по которому сейчас идет. И если Вульф написал вам, я думаю, он знает, что вы тоже не верите.

Профессор Паркер ничего не сказала, а по выражению ее лица нельзя было прочесть ничего. Все, что нужно, подумала Халила, это чтобы эта рука с хорошим маникюром нажала на золотую кнопку у себя на столе и вызвала стражу маяка, и все закончится быстро и плохо… Однако Паркер в конце концов открыла ящик стола и спрятала там письмо. Затем закрыла со звонким щелчком замка.

– Ты знаешь, где я родилась? – спросила она, и вопрос показался странным. Халила покачала головой. – Я из Американских колоний. У нас есть склонность не верить властям. Можешь сказать профессору Вульфу, что я обдумаю то, что он сказал… и сообщи ему, что я надеюсь, что он в безопасности. А теперь тебе пора. Сомневаюсь, что сама ты здесь в безопасности.

– Не в безопасности, – согласилась Халила и поднялась со стула, на котором сидела. Глен все еще стояла у запертой двери с уверенным видом солдата начеку. – Спасибо вам.

– Кого еще ты навестишь?

– Сомневаюсь, что мне стоит вам рассказывать.

Паркер кивнула.

– Вполне резонно. Но если профессор Янг у тебя в списке, вычеркни. Он уже несколько месяцев цитирует риторику архивариуса, и добром это не кончится.

Халила ощутила легкий холодок.

– Спасибо, – снова сказала она и направилась к двери.

Как только они вновь оказались на закручивающейся лестнице, Глен спросила:

– А профессор Янг у тебя в списке?

– Не у меня, – сказала Халила. – У Дарио. Иди скажи ему. Сейчас же.

Халила убедила себя довериться Глен в поисках Дарио и доставила свои оставшиеся десять писем, проведя всего несколько мгновений с каждым получателем; от нескольких человек она получила немедленный позитивный ответ, а несколько человек лишь молча и встревоженно на нее посмотрели. Большинство же отреагировало с осторожной уклончивостью. «Если это лучшие и самые влиятельные друзья, то да защитит нас Аллах», – подумала Халила. Ей было дурно от мысли о том, что она пропустила молитву, и оставалось надеяться, что Аллах поймет ее трудности. Однако солдаты не делали перерывов на молитвы, так что и Халила не могла.

Когда Халила вышла из кабинета последнего ученого на четырнадцатом этаже, то сверилась с Кодексом и выяснила,