Шрифт:
Закладка:
Выстрел!
Хитрец падает за секунду до этого! Рушится вниз с покосившейся трости. Пуля срывает лишь левый погон.
Татьяна завопила, как резанная, рот ей закрыл отец.
— Всё в порядке, промазал… — раздаётся в толпе. — Он сжульничал. Нет, просто не удержался.
Под гробовую тишину Олег поднимается лишь с третьего раза. Теперь не только я вижу, как он дрожит.
Встав на ноги, идёт на меня неспешно с кривой ухмылкой. После моего выстрела оппонент имеет право сократить дистанцию, чем и пользуется.
— Стойте, сударь! Барьер! — Кричит Михаил, когда Олег пересекает черту.
Он тут же встаёт, опомнившись, сделав лишний шаг.
— Андрей Константинович, вы вправе возразить! — Восклицает Михаил громко.
— Пусть стреляет! — Отвечаю ему и всем.
Свои десять метров он сократил, но это не сильно ему поможет. Если учесть, что пистолет в его вытянутой руке ходуном теперь ходит.
И, тем не менее, я затаил дыхание, когда почувствовал, как мой противник сжимает спусковой крючок.
Выстрел!
Пуля просвистела совсем рядом у уха. У меня даже волосы всколыхнулись. Надо же, я определённо недооценил его.
Выдыхаю. Больше нет желая медлить, иду к барьеру уверенной походкой, сокращая расстояние между нами ещё на десять метров. Поблажек не будет.
Прицеливаюсь под плач уже целой толпы дурных баб. Сейчас по–другому назвать их нельзя. Олег в моём прицеле дрожит весь и на ногах стоит едва–едва. Не желая больше попадаться на его уловки, опускаю револьвер чуть ниже, целясь в живот.
Выстрел!!
Пуля чётко врезается в мундир. И в первое мгновение кажется, что ничего не произошло. Но следом Олег сгибается и падает на бок. Штанина задирается, обнажая деревянный протез. Оппонент продолжает опираться на локоть, не желая умирать и сдаваться.
Со стороны зрителей истерия. Румянцева рвётся к брату, но кто–то придержал после слов моего противника.
— Позвольте! — Проревел Олег с болью. — У меня ещё есть право выстрела!!
Целится полулёжа. Не двигаюсь, чтобы достойно принять и этот выстрел.
Но его трясёт так, что равным поединок уже не назовёшь.
Олегу плевать. Он стреляет!! Пуля улетает куда–то вверх. Но на этом противник не останавливается! Жмёт на курок ещё, производя уже следующий!! Секунданты кричат о нарушении правил. А Олег выпускает весь барабан абы как. Завершается всё холостыми щелчками.
Осознав провал, Румянцев рушится на землю. Но продолжает держать револьвер в руке и смотреть на меня уже с безумием.
Он ещё жив. И я спешу к нему, не понимая, зачем это делаю. Просто ноги несут.
Успеваю вперёд всех, хочу зажать рану, чтобы он не терял больше крови. Но Олег бессильно отбивается, отмахиваясь револьвером. Хватаюсь за его оружие и ахаю.
Ледяное.
Отдёргиваюсь, как он огня, револьвер падает в сторону. Наши взгляды с Олегом встречаются. Я всё понял.
Вижу по губам, шепчет что–то бессильно.
Опускаюсь к нему. И слышу.
— Перед тем… перед тем, как отнять мою ногу оно сказало, что мстит за дурной язык. За память твоего отца… Сдохни, Сабуров, ты порождение ада.
Отшатнулся от него с накрывающим меня наглухо ужасом. Олег засмеялся гадко, а затем закашлял кровью. К нему подлетели люди.
А я сел на задницу и просто отполз, не чувствуя конечностей. Да и мира вокруг. От осознания истинных причин его гнева мурашками покрылось всё тело. И меня затрясло, как и Румянцева.
Потому что теперь знаю истинную причину его ненависти. Ведь всего–то стоит вспомнить строки:
«…Я бы и сама была готова вызвать на дуэль того, кто скверно отзываемся об отце. Невзирая на заслуги и титулы. Жаль, что я не мужчина…»
Эту записку от «Леди Т. С.» передали как раз после нападения на остров Русский, когда покалеченного Олега Румянцева и повезли в столицу.
Анна Третьякова, ты решила расправиться с ним за меня? Я помню всплеск в воде, который услышали прохожие на набережной у Дома офицеров вечером 27–го мая, а затем в ужасе убежали.
Это была Ты. Нырнула к своему Фиолетовому.
И сейчас ты. Но не вздумай.
— Не вздумай!! — Рявкнул громко на всю округу. — Слышишь?!! Не вздумай!!
Михаил подскочил ко мне и обнял.
— Тише братец, всё хорошо. Ты защитил свою честь. Бог с ним уже, все всё видели. И все всё поняли. Остынь, успокойся. Я с тобой.
Быстро придя в себя, поднялся.
Какое–то время наблюдал, как четверо меха–гвардейцев поднимают в горку безвольное тело. И впитывал рыдания Татьяны Румянцевой, которую уже никто не сдерживал. Эти звуки терзали мою душу, но я держался.
Толпа потянулась за поверженным, и вскоре на площадке остался только я и Михаил.
Мы вернули оба револьвера в коробку, собрали все гильзы.
— Тебе нужно хорошенько выспаться, — посоветовал мой друг, когда стали подниматься. — А ещё почистить срочно рукав и штанину, пока кровь не въелась.
Ничего не отвечаю. Разговаривать вообще не хочется. Звучит всё это цинично.
Прежде я убивал монстров без пощады и сожаления. Купался в их крови и радовался мукам нелюдей. А человека… вот так осознанно. Ещё никогда до этой подлой, бессмысленной дуэли.
Циркачи прибудут сегодня вечером. Но теперь даже не знаю, как буду смотреть в глаза Агнессе, если посчастливится вновь.
Не могу представить, как буду пребывать на празднике во время беды, виновником которой стал.
Что мне делать.
Глава 23
Танец или пытка
Иркутская область. Листвянка. Императорский остров.
6 августа 1905 года по старому календарю. Воскресенье.
20:09 по местному времени.
За мной прислала София, чего никак не ожидал.
Всё более навязчивы стали
