Шрифт:
Закладка:
"Итак, план таков. Окружающий интеллект для оказания медицинской помощи", - заключил я. "Есть вопросы?"
Моей аудиторией, сидящей на красном диване в моем кабинете, был особенно яркий двоечник, который делил свое время между информатикой и статистикой. Он начинал второй год в качестве кандидата наук и, что было удобно для нас, искал более постоянное место, чтобы закончить оставшуюся часть своего исследования. Но настроение было не таким расслабленным, как хотелось бы. Все трое наших предыдущих интервьюируемых решили не присоединяться к нашей команде, и он стал четвертой попыткой. Я изо всех сил старался скрыть, что наш боевой дух падает.
"Я имею в виду, это звучит очень интересно", - ответил он, его тон был достаточно искренним. Я предпочла проигнорировать тот факт, что он был четвертым кандидатом подряд, назвавшим нас "суперинтересными".
"Однако меня интересует, смогу ли я по-прежнему публиковаться в привычных местах. Ну, знаете, NeurIPS, CVPR и все такое".
"Безусловно", - сказал я с улыбкой. "Мы исследуем множество нерешенных проблем".
Это было правдой. Как бы ни была необычна обстановка в больнице, компьютерное зрение под капотом должно было быть абсолютно современным. Мы продвигались к границе идентификации человеческих действий, а не статичных объектов, что уже было тонкой экспериментальной техникой, и наши алгоритмы должны были столкнуться с дополнительным давлением, связанным с распознаванием необычайно тонких движений с высокими требованиями к точности. В то же время мы выводим распознавание объектов на новый уровень, поскольку нашим классификаторам придется бороться с плотными слоями движения, беспорядка и двусмысленности. Это была исключительно тяжелая работа, предоставляющая широкие возможности для создания репутации.
"Откровенно говоря, мы хотим добиться реального клинического эффекта. Это означает сотрудничество с клиническими коллегами и подачу заявок в клинические журналы, а не только в компьютерные".
Студент на мгновение задумался. "Хорошо, но, например, каков график работы с такими журналами?"
Учитывая, насколько сильно академическая карьера зависит от публикаций, особенно в первые годы, это был хороший вопрос. Он воспринимал медлительность медицинских журналов как якорь, отягощающий его, когда нужно было бежать, и он не зря беспокоился. Ему повезет, если он будет публиковаться в два раза реже, чем его коллеги. Я внутренне поморщился, когда отвечал.
"Честно говоря, я сам этого не делал. Но мой партнер, доктор Мильштейн, говорит, что обычно на это уходит год или два".
Широко раскрытые глаза. Еще одна пауза.
"Вау. Это... гораздо дольше, чем я ожидал. Я имею в виду, что обычно работы по информатике занимают несколько месяцев".
Он говорил очевидное, но он был прав. Мне нечего было добавить.
"Профессор Ли, последний вопрос, - начал он, складывая руки. "Я знаю, сколько времени вы потратили на создание ImageNet и насколько важным он был для компьютерного зрения. Будет ли у нас доступ к аналогичному набору данных для этой идеи окружающего интеллекта?"
Я вздохнул, возможно, слишком громко.
Ответ был отрицательным. Еще одно "нет" среди многих других. Нет наборов данных. Нет известной литературы, на которую мы могли бы опираться. Нет лабораторий, работающих над аналогичными проблемами, с которыми можно было бы сотрудничать. Хотя ответ был дан вежливо, он тоже был отрицательным.
По мере того как тянулись месяцы, наша борьба за привлечение хотя бы одного соавтора стала не давать мне покоя по ночам. Я стоял на пороге того, что обещало стать самой значимой главой моей карьеры - шанса по-настоящему сделать добро с помощью ИИ, как и предполагала моя мать, но без помощи мы ничего не добьемся. Я подумал об одиноких первых днях работы над ImageNet. В сравнении с ними они казались мне пустыми.
Однако сегодня у меня была возможность отвлечься. Возможно, заметив, что мне нужен толчок, чтобы не терять голову, Арни отправил меня на экскурсию.
"Вы уверены, что все будет хорошо?" спросила я, поправляя маску. Я провела большую часть своей жизни в окружении людей в халатах, но сама надела их впервые.
"Безусловно. Мы постоянно этим занимаемся. Медсестры, студенты мединститута, выпускники ординатуры, да кто угодно. Не волнуйтесь. Вы впишетесь в коллектив".
Арни устроил меня в качестве наблюдателя за доктором Терри Платчеком, педиатром из детской больницы Люсиль Паккард, чтобы я мог наблюдать за тем, как соблюдается гигиена рук в течение всей больничной смены. Но я хотела увидеть все: пациентов, медсестер, все это. Весь спектр их переживаний. Я знала, что их мир - это хаос, и хотела увидеть его таким, каким видят его они.
Я понятия не имел, что меня ждет.
Рождество пришло в общую палату, и я не могла поверить, сколько там было детей. У каждого из них была своя история, и каждая была душераздирающей. Некоторые встречи приносили хорошие новости, некоторые - плохие, а большинство были просто еще одним шагом в долгом, часто оцепенелом пути. Некоторые родители спрашивали, кто я и почему я там. Большинство даже не задумывались, привыкшие к вращающимся лицам, пытаясь понять, что переживает их близкий человек.
Предполагалось, что я буду следить за чем-то механическим и легко поддающимся количественной оценке, но я не мог оторвать глаз от того, что, как я быстро понял, было настоящей демонстрацией: человеческий акт оказания помощи. Хороший врач - это источник информации, источник силы, а иногда и опора для пациентов и их семей в трудную минуту. Годы ухода за матерью привели меня к уверенности в том, что я досконально знаю сферу здравоохранения, но встреча с доктором Платчеком полностью разрушила это предположение. Я была уверена, что никакие технологии, какими бы передовыми они ни были, не смогут заменить того, что я увидела в тот день.
Тем не менее я поняла, что в определенные, решающие моменты новые инструменты были крайне необходимы. Я познакомилась с медсестрой-ветераном, у которой недавно упал пациент - первый за всю ее карьеру, - и была удивлена тем, как сильно это ее задело. То, что кто-то пострадает в ее дежурство, было статистической неизбежностью - ведь она проработала медсестрой несколько десятилетий, - но
