Она выскользнула из дома, взяла такси и прибыла в «Манон» за несколько минут до назначенного времени.

Это было приятное место, длинное помещение в зеленых тонах, мягкие кресла у стен, столы перед ними и круглый буфет в центре, где были выставлены самые вкусные холодные блюда и фрукты. Прескотт уже оказался там, когда она вошла.

– Вы потрясающе пунктуальны! – воскликнул он. – Я не думал, что женщина может прийти вовремя.

– О! – улыбнулась Энн. – Меня этому учили.

Она чувствовала себя с Прескоттом совершенно непринужденно, и он принялся занимать ее интересным разговором, стараясь показать, что в его личности есть нечто большее, чем умение владеть скальпелем. Он открылся ей той своей стороной, о которой она никогда раньше не подозревала. В смокинге он выглядел чрезвычайно по-мальчишески. Энн вдруг увидела в нем как бы своего близкого друга и мысленно пожелала ему такого счастья и такого успеха, какие только возможны в жизни.

После некоторого затишья в их разговоре она сказала:

– Я все надеялась, что вы расскажете о своей клинике. У вас нет новостей для одной из ваших самых горячих сторонниц?

– Новостей много, – улыбнувшись, весело ответил он. – У меня есть друг по фамилии Лоу, который продвигает этот вопрос во внутриполитических кругах. Сегодня днем у меня была довольно важная встреча. Некий член правительства, который, несмотря на всю свою значимость, должен остаться неназванным, в личной беседе рассказал мне о перспективах этого плана. Вы, конечно, понимаете, что все это строго конфиденциально.

– Вы имеете в виду, что есть перспективы получить от правительства все, что вам нужно?

Он беззаботно кивнул:

– По сути, это просто предвыборная приманка. Но так или иначе, для меня это выглядит обнадеживающе.

– Чудесно! Только не делайте вид, что вас это не очень-то заботит, – упрекнула его Энн.

– Меня это очень даже заботит, – ответил Прескотт. – Но есть и другие вещи, которые меня заботят.

Однако его намека Энн не поняла. Она не заметила в нем едва уловимой перемены и не почувствовала, что их отношения вышли на какой-то другой уровень.

За чашкой кофе беседа продолжилась, и только то обстоятельство, что пропуск Энн действовал лишь до одиннадцати часов вечера, заставил их покинуть ресторан.

Глава 45

А затем произошло нечто ужасное. Когда они стояли на ступеньках ресторана в ожидании такси, разносчик газет сунул им под нос последний выпуск.

– Самоубийство актрисы! – крикнул он. – Полицейский рейд в интернат в Вест-Энде.

В заголовке на первой полосе значилось имя Айрин Даллас. Энн как завороженная не могла оторвать взгляда от огромных букв. Прескотт тоже обратил на это внимание. Он купил газету и поднес ее к яркому свету у входа. Вдруг он удивленно охнул и с состраданием посмотрел на Энн. Он еще ни слова не успел сказать, как у Энн возникло предчувствие беды.

– Это «Ролгрейв», – в нерешительности произнес Прескотт. – Боюсь, что там доигрались до серьезных неприятностей.

Не дав ему продолжить, она взяла у него из рук газету и торопливо пробежала глазами сообщение. Айрин Даллас, киноактриса, выпрыгнула из верхнего окна «Ролгрейва». Предполагалось, что она находилась под воздействием наркотиков. Полиция, наконец-то занявшаяся интернатом, сразу же провела там обыск. Миссис Салливан, главная медсестра и одновременно владелица данного заведения, была арестована вместе с медсестрой, которая, как стало известно, лично присматривала за погибшей. Имя медсестры – Люси Ли.

Энн не смогла сдержать крик ужаса. Люси, ее сестра, арестована, находится в камере, в полицейском участке! Потрясенная до глубины души, она, все еще сжимая в руках газету, повернула бледное лицо к Прескотту:

– Я должна немедленно увидеться с ней.

– Да, вы должны, – помедлив, согласился Прескотт.

Затем он сделал самый смелый шаг в своей жизни.

– Я пойду с вами, – сказал он.

Глава 46

Следующее утро застало Прескотта во Внутреннем Темпле[34] в кабинете сэра Джона Лоу, королевского адвоката[35]. Было рано, едва пробило девять часов. Сидя в потертом кожаном кресле, Прескотт не отрывал глаз от ковра. Лоу расхаживал взад и вперед, подытоживая возражения, которые он излагал в течение последнего получаса.

– Ты ничего не добьешься – и можешь все потерять, пытаясь помочь этой Люси Ли. Если ты ввяжешься в такого рода дело, где придется разгребать грязь, что-то обязательно прилипнет и к тебе, какой бы безупречной ни была твоя репутация, мой дорогой Роберт. – Тонкие, резкие черты Лоу расплылись в дружелюбной, но сардонической улыбке. – Попомни мои слова, это дело не закончится в городском полицейском суде. Дело слишком крупное для мирового судьи, и он это знает. Он отправит его в Олд-Бейли[36]. Это означает, что дело получит еще большую огласку. И если станет известно, что ты в нем заинтересован, – а так и будет, – тебе даже не представить, какие слухи поползут по городу на сей счет, – и правительство шарахнется от тебя как от чумы. Все, на что мы надеялись в виде гранта для клиники, наверняка окажется пшиком.

Последовало долгое молчание. Нельзя было не оценить сполна весомость последнего аргумента – Лоу занимал исключительно высокое положение в коллегии адвокатов, – но взгляд Прескотта становился все тверже.

– Разве не понятно, – продолжил Лоу, – что, если ты включишься в это дело, тебя наверняка вызовут в качестве свидетеля защиты? Насколько я могу судить, за этой несчастной Даллас, которая покончила с собой, не ухаживали надлежащим образом. Она была протеже этой печально известной мадам Салливан. Это означает, что ни один врач в здравом уме не возьмется давать показания. И все же ты – ты, единственный из всех, – хочешь вмешаться и выступить свидетелем.

Прескотт упрямо выдвинул вперед подбородок.

– Прости, Лоу. Я прекрасно понимаю все, что ты говоришь. Прости, что я не могу объяснить. Единственное, что могу сказать: я дал слово помочь той медсестре. И я должен ей помочь.

Лоу вздохнул и бросил карандаш на стол.

– Что ж! – заявил он с деланым отчаянием. – Полагаю, мне придется быть рядом, пока не пройдет твое безумие. Вопреки твоим интересам и моим убеждениям я возьмусь за это дело. Не ради Салливан, заметь. А ради этой твоей неоперившейся медсестры.

Несмотря на резкость тона Лоу, Прескотту была очевидна щедрость его дружеского жеста. Мрачное удовлетворение охватило его. Каким бы ни был риск для него самого, по крайней мере он обеспечил для сестры Энн лучшего адвоката в Лондоне.

Глава 47

3 июля дело «Ролгрейва», как и предсказывал Лоу, было рассмотрено в Олд-Бейли. Когда Прескотт добрался до суда, еще не было половины