догнать черепаху. Пока Ахилл преодолевает определённое расстояние за определённое время, за это же время черепаха преодолевает, хотя и меньшее, но тоже расстояние. И сколько бы Ахилл ни прошёл, приближаясь к черепахе, черепаха совершает тоже определённое путешествие за это же время, все время удаляется, – это расстояние может сокращаться, но никогда не сливается, потому что черепаха уходит от той точки, куда стремится Ахилл. Это называется апория. Мы же знаем, что Ахилл в два счета догонит черепаху. А вот логически нам предъявлена ситуация так, что вроде как «по логике» и не догонит. То есть бежит – и не догоняет, приближается – и не догоняет. «Апория» с греческого переводится как «безвыходность, тупик». Так вот, для того чтобы Мысль была Мыслью, внутри неё должна быть апория, внутри неё должен быть парадокс, который очевидным образом противостоит всему возможному. Не просто зеноновская апория с несчастным Ахиллом и черепахой. А такая апория, которая явно «аннигилирует» все законы, – мыслимые и немыслимые, является чем-то невозможным, но решение которой – это преображение, катарсис, свет, триумф. Эта Мысль должна содержать в себе такую апорию. Что это за апория? Это апория как раз и есть нетождество. Нетождество – это означает отсутствие финального, конечного, безусловного, абсолютного утверждения. То есть что это значит?

Бесконечность, которой учит метафизика, с точки зрения жрецов, клерикалов – это тождество, это утверждение, потому что нет ничего, кроме неё. И все, что ей предъявлено, она уничтожает и говорит: «Вот, уничтожено и нет ничего, кроме меня, – опять бесконечность». Это утверждение.

А нетождество – это означает, что нет ничего, кроме этой Мысли, но эта Мысль не тождественна сама себе. Она бездонно проваливается сквозь себя и за себя, она свободна от себя, она не является утверждением, она свободна. А как же она тогда может быть? Это парадокс. Не отсутствие утверждения, отсутствие финального совпадения самой себя с самой собой – это вызов всему, но Мысль, тем не менее, существует именно так. И это её внутреннее, божественное, абсолютное дыхание, которое проходит ряд стадий на пути осуществления своего замысла. И в этом прохождении Мысль как бы вуалирует сама себя от самой себя, потому что в своей бездонности она как бы слишком вызывающа. Я пользуюсь специально такими метафорами. Чтобы быть в своём «голом» виде, Мысль «вуалирует» себя. И конечной степенью «вуалирования» себя, конечной степенью отпадения Мысли от самой себя является Бытие. То есть Бытие есть то, где Мысль «засыпает», умирает и как бы отрекается от себя.

В Бытии Мысль становится антимыслью. Под Бытием я имею в виду всю полноту возможностей – как негативных, так и позитивных. Любой конкретный феномен – он может быть, а может и не быть: может быть такой феномен, может быть его альтернатива (целый ряд подобных ему феноменов), а может и не быть ничего (конец мира), – но это всё составные части Бытия. Бытие в своей полноте есть некий бушующий позитив, который как бы всё охватывает, – всё, что может манифестировать, всё, что может исчезнуть (манифестированное, но потом исчезнуть), – это всё Бытие. Так вот, Бытие – это антимысль, это конечная стадия «засыпания», умирания и превращения этой Мысли в свою противоположность.

Но ведь Мысль доходит до этой стадии только для того, чтобы её преодолеть и изжить из себя, и это означает, что мы, как часть Бытия, отличаемся от всего остального тем, что к нам имеет отношение частица Духа Божьего. Та самая частица Духа Божьего, которая была вложена Творцом в Адама. Для чего? Для того чтобы он эту частицу нетождественности унёс с собой в бушующее море Бытия и там бы бросил Бытию вызов, исходя из противостояния сознания как частицы Духа Божьего и Бытия как антисознания, антимысли. Вот этот дуализм – это трагедия двух полюсов: Бытия и сознания. Они как раз и определяют ту площадку, на которой развивается теологическая драма.

На самом деле мы вброшены не просто в Бытие, мы вброшены в отражение Бытия, потому что миров много. Все миры – это зеркала. В каждом зеркале отражается целое, но ещё отражаются, некоторым образом, отблески из других зеркал. Поэтому каждое отражение в каждом мире – оно как бы затуманено. Вы знаете, если встать посреди комнаты с большим количеством зеркал, то некоторые ближайшие зеркала будут отражать только вас, а удалённые зеркала будут отражать ещё и отражения этих ближайших, будут «перепасовывать» эти отражения друг другу, и поэтому будет впечатление, что когда вы поднимаете руку, делаете шаг в сторону, то вся комната приходит в движение, потому что ваше отражение – это уже «толпа», которая начинает совершать массу несинхронизированных движений. И такова ситуация с каждым из зеркал, – в частности с зеркалом нашего мира.

Под «нашим миром» я понимаю вот что. Это пространственно-временной континуум, четырёхмерный пространственно-временной континуум, который, подобно некой стеклянной поверхности бронестекла, имеет критическую точку. У этого бронестекла есть одна микроскопическая точка, в которой, даже если попасть туда монеткой, всё это стекло рассыпается вдребезги. Это узел напряжения. Узлом напряжения нашего пространственно-временного континуума является наша Земля, на которой находимся мы с вами, – потомки Адама (по крайней мере «морально-культурные» потомки Адама, если даже не физические). Так вот, если нечто критическое совершится здесь, то это будет иметь последствия для всего нашего мира, для всего этого зеркала. А если одно зеркало будет разбито, то вся цепь зеркал будет разомкнута, и мгновенно отражение в этих зеркалах погаснет. Это будет победа над оригиналом, который стоит в центре и отражается. Таким образом, на нас возложена ключевая, критическая задача: разомкнуть цепь зеркал для того, чтобы Иблис был посрамлён. Иблис как Бытие, которое отражается в этом зеркале.

Теперь, что же отражается? Иблис отражается. А что такое Иблис, который отражается? Иблис, который отражается, Бытие, которое отражается как Существо, – это прежде всего фараон. И нужно понять, что это и буквальное, и метафорическое (не буквальное) понимание: фараон как власть. Потому что в чём загадка власти? Власть – это отражение Бытия в чистом виде в зеркале нашего мира.

Представьте себе тёмный храм, пустой храм, в куполе которого есть отверстие в центре. И через этот купол в полдень проходит луч солнца, который падает на пол и образует солнечное пятно. Вокруг темнота, а здесь, на полу, солнечное пятно. Единственное место, где можно сказать, что нечто есть. И вот, кто встал в это пятно, тот есть, а кто остался в темноте стоять, того нет. Кто встал в это пятно, кто стоит в этом луче, падающем из неба сквозь эту дырку в куполе, тот – фараон. Фараон может быть единичным, может