вокруг, тоже не подобна ничему. И это совпадение. Я настаиваю на том, что это совпадение не позитивное, как, допустим, сказать: «Это – часть того». А это совпадение чисто отрицательное: нетождество Творца сущему и нетождество внутри каждого из нас внутреннего свидетеля сущему, благодаря чему это сущее для нас проявляется в качестве организованного мира. То есть, попросту говоря, почему в зеркале отражаются предметы? Они отражаются за счёт того, что свет ударяется об эту поверхность и не идёт дальше, не идёт как сквозь стекло. А почему он не идёт дальше? Потому что сзади есть чёрная амальгама, густая чёрная амальгама, свет не пропускающая. Что такое чёрная амальгама сзади зеркала? Она абсолютно противоположна свету. Свет – струящийся, лёгкий поток субтильной энергии. А чёрная амальгама, блокирующая сзади стекло, – это антитеза. И внутри нас такая же антитеза, внутри нас антитеза всему сущему. И это является даром Всевышнего тем, кто имеет отношение к Адаму. Потому что Коран нам излагает, что, когда Адам был глиняной куклой, сотворённой, но ещё не оживлённой, Аллах вложил в него от Своего Духа, и эта частица, вложенная в него (РухуЛлах, Духа Всевышнего), она и есть та абсолютная оппозиция бесконечной глине, из которой сам Адам и создан.

А кто такой Иблис? Иблис, которому было приказано поклониться, а он не поклонился, – это и есть та бесконечная глина, из которой, как из материала, из ресурса, был взят и сделан периферийный маленький Адам. Только эта глина не в «глиняном» виде, а в первозданном энергетическом виде – огонь.

Вы скажите: какая связь между огнём и глиной? (Иблис заявил: «Ты сделал меня из огня, а его из глины».) Огонь – это первозданная субстанция, а глина – это уже остывшая субстанция, это уже вещество. Огонь – это энергия, а глина – это уже переход энергии в вещество. Но что общего между энергией и веществом? Это то, что они субстанциональны. Иблис есть полнота субстанции, а Адам – периферия этой субстанции, частица этой субстанции, в которую вложено нечто антисубстанциональное, противостоящее субстанции, о чём эта субстанция в лице Иблиса не знает. Поэтому и говорит: «Не поклонюсь, потому что это моя периферия, это в десять раз удалённей от меня».

Поэтому внутри нас есть эта точка, точка нетождества, которая есть точка свободы. Потому что вещи, которые существуют вокруг нас, мы сами, структуры социума, которые исторически существуют, – это всё проекция Иблиса на зеркало нашего мира. То есть это всё некий оригинал, который проецирует сюда своё отражение. Мы – элементы этого отражения; всё, что мы видим – это элементы отражения, которые в своём оригинале имеют Иблиса, полноту субстанции, полноту Бытия. А надо сказать, что в западных языках нет разницы между «бытием» и «существом». Вот «être» по-французски – это «бытие», но вместе с тем это и «существо».

Якобинцы, Робеспьер, Марат, Дантон поклонялись Великому Существу: они заменили понятие Бога понятием Великого Существа. Но вместе с тем это и Великое Бытие. Бытие и существо – они тождественны. То же самое по-английски «being» – это и «бытие», и «существо» (human being – человеческое существо). Это очень важно, потому что это не Субъект. Бытие не субъектно. Бытие абсолютно объектно. Субъект – это та точка нетождества, о которой нельзя сказать, что она есть, потому что она действительно не тождественна и не совпадает ни с чем, что есть. Её нет, но тем не менее она центральнее, и важнее, и весомее, чем всё, что есть. Вот она есть субъект.

И поэтому теология жёстко отрицает неоплатоническую концепцию познания, когда субъект и объект являются как бы двумя половинами целого, как магдебургские полушария[28], которые, соединяясь, образуют целое, и в этот момент наступает «слитие», экстаз, постижение. Этот экстаз, в котором нет ни субъекта, ни объекта, есть якобы подлинная сущность самого процесса познания, акт постижения. Это с точки зрения метафизики, с точки зрения жрецов, разбавленной и удалённой версией которых являются клерикалы, попы, муллы и так далее, не имеющие отношения к религии Откровения. Потому что религия Откровения приходит с пророками, которые не порождают клерикалов. Клерикалы появляются потом.

Теперь скажем так: непостижимая сущность Творца, которая нетождественна, непостижима и непонятна и абсолютно не поддаётся вопрошанию, представлена Сама Себе и Сама для Себя как Мысль. Мы не могли бы об этом сказать ничего, и мы были бы крайне самонадеянны, говоря о том, что это представлено так или иначе – как Мысль или не как Мысль, – если бы не существовало Откровения, в котором этот непостижимый Творец, о Котором нельзя сказать, что Он есть, не предъявил бы Себя в виде Книги, которая есть дискурс, есть Речь. Речь, представляющая собой конкретное измерение здесь явленного, присутствующего Творца, Который сохраняет всю тайну и всю полноту непостижимости, но при этом дан в словах, в тексте, в именах, потому что Аллах научил Адама именам, – языку, который не знают ангелы и джинны, который Он не открыл никому. Согласно кораническому тексту, ангелы возражали против того, чтобы Адам был поставлен наместником на землю. Аллах научил его именам и стал спрашивать его, как называются те и иные вещи, и Адам отвечал, потому что он был заранее научен. А когда Аллах обратился к ангелам, они сказали: «Не знаем, Господи», – тогда Всевышний сказал им: «Я знаю, а вы не знаете» (по поводу того, что миссия Адама на земле, при всех его слабостях и пороках и, может быть, именно за счёт этих слабостей и пороков соответствует «генеральному плану», соответствует задумке, соответствует Мысли.

Некоторые, может быть, из тех, кто подходит к теологии формально, скажут: «А нет такого понятия, как мысль, в исламской теологии». Ошибаетесь, есть. Есть такое понятие «кадар уаль када», которое именно и определяет потенциал предназначенного, потому что «кадар» – это мощь, это потенциал, а «када» – это предназначенное, суждённое. И это два внешних проявления, два внешних аспекта Замысла, что подтверждается ещё аятом Корана, который гласит: «Аллах ничего не сотворил понапрасну». «Не понапрасну» – это значит есть цель. Цель, вписанная в Замысел. Замысел является проекцией Мысли.

Теперь, если мы говорим о Мысли, мы должны сосредоточиться на том, что такое есть Мысль как Мысль в её чистом виде. Мы можем пользоваться терминами греческой философии как «техническими», потому что многие из них переведены на арабский язык, и это инструментарий, который достался нам в наследство. А всякое наследство принадлежит теологам по праву, если они пользуются этим в интересах теологии. Так вот, есть фундаментальное понятие – «апория». Апория есть парадокс, неразрешимый парадокс. Например, апорией Зенона является то, что Ахилл не может