Чего он не мог простить, так это скрытности. Вот что по-настоящему цепляло. Гвюдлёйгюр как бы подразумевал, что Хюльдар из тех копов, которые если и вспоминают про гомосексуальность, то лишь для того, чтобы высмеять ее. Хюльдар был выше этого, и его задевало, что напарник не сказал правду, заставив беспокоиться и строить догадки насчет того, что происходит между ним и Аустой.

Впрочем, оглядываясь назад, он понимал, что зашел слишком далеко и что надо бы ткнуть Гвюдлёйгюра в плечо и извиниться. Вместо этого пришлось ждать, пока закончится брифинг, и все это время его мысли разбегались в разные стороны, так что сосредоточиться на деталях не получалось. Но главное он понял. План сводился к тому, чтобы доставить Хёйкюра Стефаунссона в участок для допроса.

Версия выглядела не такой уж надуманной: Хёйкюр и Мёрдюр заключили сделку, в соответствии с которой Хёйкюр отомстит обидчику дочери, а Мёрдюр примет вину на себя. Он в любом случае умирал, а значит, и терять ему было нечего. Но тут в игру вмешался сердечный приступ, и план сорвался. Что получал Мёрдюр, никто не знал. Возможно, ему посулили деньги для дочери или обещали заботиться о ней после его смерти. Последнее представлялось более вероятным мотивом. Деньги не повлияли бы на положение Лёйв сколь-либо значительным образом, да и делиться отцу Адальхейдюр было особенно нечем.

Единственная загвоздка заключалась в том, что у Хёйкюра было алиби на вечер нападения на Стеллу: трое его друзей подтвердили, что он был с ними на футбольной тренировке и в пабе после этого. Поначалу полиция считала их показания достаточными, но теперь решила поговорить с каждым членом команды. Если все они подтвердят алиби Хёйкюра, необходимо будет рассмотреть другие возможности, в том числе, могла ли совершить нападение его жена, друг или родственник. Вариант с дочерью считался маловероятным, но рано или поздно ее тоже придется допросить.

Теперь они ждали. Сидели за своими столами, убивая время решением задач, которые не требовали особой концентрации, и думали о сообщении, отправленном после брифинга через повторно активированную учетную запись Just13 на поддельный аккаунт Хёйкюра.

Сообщение было короткое и содержало один вопрос: не он ли тот задержанный подозреваемый.

Отправке предшествовала жаркая дискуссия. Спорили по поводу формулировки: достаточно ли она точна, чтобы обвинить Хёйкюра, если тот ответит.

В конце концов Эртла настояла на своем, указывая на то, что все остальные предложения связаны с риском вызвать подозрение. Именно по этой причине был отвергнут вариант «Ты избавился от тела?». Узнать ответ можно было из онлайновых новостей, так что прямой вопрос был бы чрезмерно подозрителен. Точно так же Эртла была против того, чтобы спрашивать о жертве номер один.

Ситуацию усложняло то, что они понятия не имели, как эти двое общались — с помощью личных текстовых сообщений, видеоклипов или фотографий с подписями. В конце концов решили отправить изображение, которое было бы как можно более нейтральным, но недвусмысленно связанным с убийствами. Фотография вызвала не меньше разногласий, чем текст, но в итоге сошлись на снимке, в точности воспроизводящем три цифры с листков, найденных в доме Эйитля и под телом Стеллы.

Сообщение ушло, и все скрестили пальцы.

Прошло уже полчаса, но ответа не было. С каждой минутой росла вероятность того, что их игру разгадали. По крайней мере, таково было общее мнение присутствующих, судя по тому, как часто они поглядывали на часы. Так же часто — если не чаще — их взгляды обращались к офису Эртлы, где она сидела с представителем высшего руководства. Телефон Мёрдюра лежал на столе между ними, и они практически не спускали с него глаз. Накрывавшие стол груды бумаг перекочевали на пол, так что теперь их ничто не отвлекало.

Хюльдар повернулся к компьютеру. Ничего интересного. Разбираться в транзакциях с кредитной карты Мёрдюра за последние два года — не самый продуктивный способ употребления свалившегося свободного времени. Он поднялся и посмотрел на соседа, делавшего вид, что его увлекает изучение банковских переводов.

— Гвюдлёйгюр… Гвюдлёйгюр… — Никакой реакции. Повышать голос Хюльдар не стал; меньше всего ему хотелось привлекать внимание коллег. Хотя в этот раз им было, похоже, не до него; все ждали ответа на сообщение в «Снэпчате». Чтобы его заметили, Гвюдлёйгюру пришлось бы пройти через офис во главе парада гордости.

— Что? — сердито бросил наконец молодой детектив. Лицо у него все еще горело, брови хмурились. — Я не готов это обсуждать.

— Понимаю. Я только хотел извиниться. Послушай, мне нет никакого дела до того, как ты проживаешь свою жизнь. Меня только разозлило, что ты подумал, будто я стану тебя судить. Надеюсь, мы снова станем друзьями, и обещаю, что не скажу больше ни слова на эту тему, если только ты сам этого не захочешь. — Хюльдар не стал повторять ту ошибку, которую допустил в машине, когда в сердцах выпалил, что напарник просто прячется в шкафу[24]. После этого комментария Гвюдлёйгюр как с цепи сорвался. Если б Хюльдар сам себя не накрутил, то еще в машине понял бы, что хочет сказать коллега. Но случилось это позднее, и смысл брошенных в запале слов дошел только во время брифинга: Гвюдлёйгюр не считал, что прячется или таится, только потому, что не желает обсуждать свою сексуальность на работе. Никто из его коллег не счел необходимым выступить с публичным заявлением о своих предпочтениях, так с какой стати это должен делать он? Тем более учитывая мачистскую атмосферу в офисе. Гвюдлёйгюр не хотел слышать смешки и перешептывания у себя за спиной.

— В общем, я просто хотел извиниться, — добавил Хюльдар. — Сожалею, что переступил черту, когда сказал, что тебе стоило довериться мне. Больше такое не повторится. Как тебе жить, решай сам.

— Сам? — Гвюдлёйгюр устало посмотрел на него. — В таких делах никто сам ничего не решает.

— Да, понимаю — неудачно выразился. Ты же знаешь, я в этом деле не мастер. Но я хотел как лучше — жаль, если не получилось. — Хюльдар улыбнулся, но улыбка осталась без ответа. — И я человек непредвзятый.

Пока они сидели на брифинге, он пытался вспомнить, как вел себя последние восемнадцать месяцев, с тех пор как Гвюдлёйгюр пришел работать в участок. Рассказывал ли анекдоты о геях, отпускал ли пренебрежительные шуточки о гомосексуальности? Такое было не в его духе, и, поломав голову, он пришел к выводу, что ничего такого сделать не мог. Чего нельзя было сказать о других членах команды. Хюльдар попытался, но так и не сумел представить, каково оно, день изо дня слушать такого рода чушь и не иметь возможности ответить. Сам он, оказавшись на месте напарника, наверняка уже сорвался бы. И не раз.

Продолжить свои глубокие изыскания Хюльдар не успел — Гвюдлёйгюр отвернулся и оглядел офис. Что-то случилось и привело людей в движение. Некоторые встали. Эртла и вышестоящее начальство тоже поднялись — и теперь всматривались в экран телефона, который она держала в руке. Потом они переглянулись и обменялись несколькими репликами.