Шрифт:
Закладка:
Эртла так долго обдумывала его предложение, что Хюльдар уже забеспокоился, а не уснула ли босс с открытыми глазами, но тут она устало вздохнула и согласно кивнула, добавив, когда он поднялся:
— Забыла сказать. Тут у нас еще одна деталь в пазл добавилась. Утром ко мне приперся этот идиот Каури. Мол, услышал про Лёйвхильдюр, и что-то в памяти зашевелилось… Короче, теперь он знает, почему у него возникло то ощущение дежавю на парковке, где нашли Стеллу. Двадцать лет назад он был на дежурстве, когда Лёйв пыталась покончить с собой на том самом месте. А в полицейской базе данных об этом потому ничего нет, что он тогда так и не закончил рапорт о происшествии. Забыл. Не мои слова — его. Поэтому и бумаги никакой нет. Он и не помнит-то уже ничего, кроме того, что сцена была ужасная и девушка, продавщица из магазина, которая услышала выстрел и нашла Лёйв, долго не могла отойти от увиденного. Там вроде и посмертная записка была, но Каури, понятное дело, помнит только, что записка была длинная и оказала на него гнетущее впечатление. Вот такой у меня помощничек… Сейчас ребята ищут в архиве то дело, но, по-моему, старый хрыч ни одного формуляра не заполнил. Только штаны здесь протирает. Думала, может, у него профессиональное выгорание, но, похоже, он всегда был таким раздолбаем…
Профнепригодность Каури волновала Хюльдара куда меньше, чем то, что он рассказал Эртле, рассчитывая, возможно, на похвалу. Она же наверняка выдала ему по первое число.
— Что, черт возьми, Лёйвхильдюр делала за тем магазином? Они жили в то время на другой стороне города, в Брейдхольте.
— Чего не знаю, того не знаю. Пусть сама скажет. Кстати, я вспомнила, что еще надо сделать, — вызвать Лёйвхильдюр для интервью. Будет интересно, учитывая ее якобы агорафобию. Думаю, в ее медкарте будет что-нибудь насчет попытки самоубийства, но только нам вряд ли разрешат с ней познакомиться. Сама она не под подозрением, и обыск в ее комнате ничего интересного не дал. Смартфона у нее нет, старенький ноутбук чист, а обслуживающий персонал группового дома твердо стоит на том, что из здания она никогда не выходит. Если только не будет доказано, что они ошибаются, ее участие в этом деле остается равным нулю. Я к тому, что женщину в ее состоянии трудно представить в роли жестокого убийцы.
Больше говорить было не о чем, и Хюльдар поднялся. Уже выходя, он обернулся и спросил, может ли взять с собой Гвюдлёйгюра. Справиться с Аустой он мог бы и без посторонней помощи, но ему хотелось посмотреть, не вспомнит ли она, увидев Гвюдлёйгюра, откуда знает его.
Эртла рассеянно кивнула, а потом вдруг спросила:
— Ты так стараешься отправить меня поспать, потому что я — женщина, да? А была бы парнем?
Хюльдар улыбнулся и покачал головой:
— Была бы парнем, не загоняла б себя в землю. Восемь часов сна, и никак не меньше.
Не ожидая ответа, он вернулся к своему столу, сообщил, что они отправляются с визитом к Аусте, и, отметив, в какое смятение повергла новость его молодого напарника, отвернулся, пряча хмурую усмешку.
День выдался чудесный — ясный, морозный, тихий. Снег скрипел под ногами, когда детективы прошли к дому Аусты мимо маленького, довольно кривобокого снеговика, одиноко стоявшего в центре лужайки. Судя по тому, что под тонким белым слоем, где скатали самый большой ком, проступала трава, снеговика сложили утром. Хюльдар надеялся, что девочки ушли с другой матерью: разговаривать с людьми гораздо труднее, когда рядом, пусть даже не в одной комнате, их дети. Мысль о том, что они могут подслушивать, не давала сосредоточиться. Когда Гвюдлёйгюр, бледный и подавленный, звонил в звонок, Хюльдару пришло в голову, что, может быть, было бы практичнее вызвать Аусту в участок. Но теперь уже слишком поздно.
Как и следовало ожидать, дверь открыла одна из дочерей, старшая девочка — Хюльдар забыл ее имя. Выглядывая в щелку, она вцепилась в дверную ручку, и было видно, что ее щеки горят румянцем после игр на морозе, а волосы собраны в хвост, но взъерошены на макушке, как будто она недавно сняла шерстяную шляпу. Теперь, однако, судя по блесткам, щедро рассыпанным по голове, плечам и рукавам, девочка была занята каким-то рождественским проектом. На протяжении многих лет Хюльдар получал свою долю таких творений от племянников. При вскрытии посылки испускали облачко блесток, и избавиться от них было так же трудно, как если бы тебя вымазали дегтем и вываляли в перьях.
— Твоя мама дома?
— У меня две мамочки, — с каменным лицом заявила девочка. Повязку в этот раз она не надела, и, когда смотрела на Хюльдара, один ее глаз косил чуть в сторону. — Вы — копы. И должны это знать. Вы уже были здесь раньше. — Девочка узнала их в полицейской форме, в которую они переоделись, чтобы подчеркнуть официальный характер визита и донести серьезность дела.
— Конечно. Извини, глупо получилось. Я имел в виду твою маму Аусту. Она дома?
— Да. Подождите минутку. — Девочка закрыла дверь, но они отнеслись к этому спокойно. Ожидание за дверью — нормальная составляющая полицейской работы.
Немного погодя дверь открылась. У порога стояла Ауста с обеими дочерьми за спиной. Щеки у нее горели даже сильнее, чем у девочек, и причиной тому, как предположил Хюльдар, была все-таки злость, а не холод. Он не ошибся.
— Вы зачем вернулись? — грубо бросила она. — Разве мы еще не закончили?
— Можем поговорить и в участке, если хотите. Мы не против, — беззастенчиво солгал Хюльдар, рассчитывая запугать женщину.
Ауста провела ладонью по волнистым светлым волосам, нахмурила красиво очерченные брови и задумалась, взвешивая, по-видимому, два варианта: пригласить незваных гостей в дом или объяснять семье, почему ей нужно уйти в сопровождении двух полицейских.
— Ладно уж, заходите. Но, пожалуйста, давайте закончим с этим побыстрее. И говорите тише. Моя жена спит. У нее была ночная смена. — Девочек Ауста отправила в детскую, а когда те попытались возражать, резко напомнила о необходимости соблюдать тишину. Старшая из сестер сердито посмотрела на Хюльдара, вероятно, возлагая на него вину за испорченную субботу. Он кивнул и усмехнулся; она высунула язык, повернулась и побежала по коридору.
Полицейские прошли в прихожую, и, пока разувались, Гвюдлёйгюр старательно прятал лицо. Впрочем, медсестре было не до него; куда больше ее волновало, чтобы девочки не вернулись. По пути в кухню Хюльдар заглянул в гостиную и увидел картонные коробки с праздничными украшениями. Запах хвои указал на присутствие рождественского дерева, хотя сама елка была не видна из коридора. Он подумал, что, если подозрения подтвердятся, семья может закрыть ящики, выбросить елку и снести снеговика во дворе. Когда одна из матерей за решеткой, праздничному настроению взяться неоткуда.
— Осторожнее с детскими рисунками. — Грубоватым жестом хозяйка дома указала на стулья возле кухонного стола, который покрывали рождественские открытки, тюбики с клеем и ножницы. Пока полицейские усаживались, женщина закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. — Вы снова будете спрашивать меня о Стелле? Если да, то скажу сразу: я не знаю ее и никогда с ней не встречалась.
