Шрифт:
Закладка:
– Привет, киса.
А когда она в ответ замурчала, добавил:
– Здравствуй, Оливия.
Она стала восьмеркой виться у моих ног. Я пошел в гостиную, с ее теплым, желтым светом и мягким диваном, и взял кису к себе на колени. Дом был почти такой же, как у меня наверху, но чуточку все же отличался. Ковер холодного, голубого оттенка, который я всегда ненавидел, здесь приобрел глубокий, оранжевый оттенок солнца, катящегося к горизонту над зимней автострадой.
Сидя на диване и поглаживая Оливию, я услышал глубокое, размеренное дыхание; вздымающиеся и опадающие, сильные бока. Мне совсем не было страшно. Вглядевшись во мрак, я увидел его. Он лежал огромной кучей и смотрел на меня похожими на лампочки глазами. Я протянул руку, и из мрака, ступая на своих мягких лапках, вышел Мрак.
Вот так у меня и появилась кошка. В действительности все произошло даже лучше, чем я надеялся, потому что вместо одной у меня теперь было сразу две.
И именно так я обнаружил в себе потайной уголок. Туда можно спускаться по первому желанию, но это гораздо легче, если использовать морозильник в качестве двери. Думаю, что этот потайной уголок можно было бы превратить в замок, дворец или что-то в этом роде. Но как бы я мог найти свои вещи в таком большом помещении, как замок?
Теперь я Большой Тед, хотя Малыш Тедди тоже никуда не делся. И если ухожу, то лишь потому, что на первый план выходит он. Лицом он пользуется совсем не так, как это делают взрослые, поэтому его вид может напугать, хотя он в жизни не причинит никому зла. Именно Малыш Тедди подобрал голубой шарф и попытался вернуть его леди, которая сидела и плакала в своей машине на парковке бара. Увидев его, она закричала. Он побежал за ней, но она быстро уехала и скрылась за пеленой дождя.
Тед ушел, и вся боль, которую мы до этого делили пополам, обрушилась на меня. Я даже не думала, что тело может столько выдержать. Попыталась спуститься за ним в потайной уголок, однако он отгородился от меня дверью. Интересно, ему оттуда слышались мои крики? Надеюсь, что да.
Под конец Мамочка уложила нас в небольшую кроватку. Швы под бинтами очень чесались, но я отлично знала, что трогать их нельзя. По комнате без конца проносились тени, из клетки смотрели розовые глаза мышонка.
– Мне страшно, – попыталась я обратиться к Тедди, но он ничего не ответил, глубоко погрузившись в свой потайной уголок, изобиловавший черными хвостиками, зелеными глазами и мягкими шубками.
Мне очень хотелось сдержать слезы, но все равно не удалось.
Потом я почувствовала, что Тед смягчился ко мне.
– Теперь, Лорен, можешь поспать, – сказал он, – а покараулит пока кое-кто другой.
Я услышала, как наверх, на второй этаж, на своих изумительных лапках поднялся Мрак, и я провалилась в тихую, ласковую черноту.
А утром проснулась от его плача. Тед нашел в клетке окровавленные косточки Снежка, которого ему было очень жалко.
– Бедный Снежок, – снова и снова шептал он, – как нехорошо.
Из-за этого мышонка он плакал даже больше, чем из-за небольшой железнодорожной колеи черных швов, бежавших вниз по нашей спине. В тот момент, когда их накладывали, его здесь не было. Он их не чувствовал – в отличие от меня, потому как я чувствовала каждый из них.
Тед знал, что Мрак ни в чем не виноват. Просто такова была его природа, которой он подчинялся. Тед сказал Мамочке, что мышонок сбежал из клетки и его сожрала бродячая собака. В определенном смысле так оно и было. Но Мамочка ему, конечно же, не поверила, отвела Тедди в лес и велела скрывать от всех его истинную натуру. Подумала, что его терзает своего рода голод. Тед боялся, что она придумает способ отнять у него Оливию и Мрака. (Тогда остались бы только он и я, а этого ему совсем не хотелось.) Поэтому, когда она решила, что это старая болезнь, от которой страдал еще ее отец, державший своих питомцев в склепе под илизом, разубеждать ее он не стал.
Я стала понимать то, чего Тед не мог и не позволял себе знать. Каждый раз, когда всплывала эта мысль, он топил ее все глубже и глубже. А она все рвалась к поверхности, как пробка или тело утопленника. Мысль о том, что болезнь действительно передалась по наследству, но только не Теду. Интересно, что ответили бы жители Локронана на вопрос о том, за что они вышвырнули Мамочку. У них, вполне возможно, есть другая версия тех событий. А может, вовсе не отец был болен.
В школе многие почувствовали, что в душе Теда что-то изменилось. Он будто превратился в маску, за которой ровным счетом ничего не было. С ним больше никто не разговаривал. Но ему было наплевать. Теперь он мог уйти в глубь себя к своим кошечкам. И говорил мне, что впервые, сколько себя помнил, не чувствует себя одиноким. Не кому-то, а мне, притом что я ни на шаг не отходила от него, пока его штопала Мамочка.
Этот потайной уголок в своем естестве Тед стал называть воскресным укрытием, по той простой причине, что там не было ни работы, ни школы. Вскоре он понял, что его можно расширять. Не в состоянии работать дальше в автосалоне в Оберне, он соорудил себе подвал, где можно было бы доводить до ума двигатели, которые ему очень нравились. Мастерская вышла на славу, в ней стоял запах машинного масла и было полно сверкающих коробочек. В ящики он клал белые носочки, которые никогда не разрешала носить Мамочка, говоря, что они для девочек. А в потолке, в перекрытии, прорубил окно, в которое при желании можно было всю ночь смотреть на небо, причем так, чтобы его самого видела разве что луна. Он починил музыкальную шкатулку и вернул на каминную полку матрешек. В этом потайном уголке можно было чинить все, что он разбил или сломал. Там на стене постоянно висела фотография Мамочки и Папочки. В его воскресном убежище повсюду расхаживала Оливия, подняв трубой любопытный хвост. Он позаботился о том, чтобы у нее была собственная дырочка для подглядывания. Для нее снаружи всегда царила зима – любимое время года Теда.
После истории со Снежком он разрешал Мраку охотиться только внизу. И ради его счастья постоянно пополнял воскресное убежище мышами. Страданий Тед больше не хотел.
Потом он добавил чердак, неизменно держа его на замке. Туда можно было сложить мысли с воспоминаниями, а потом закрыть дверь. Некоторых обитателей этого дома он не любил. В том числе зеленых созданий с длинными пальцами, которые когда-то были мальчиками. Тед боялся, что именно они, еще будучи детьми, пропадали на озере. Но поскольку их он тоже запер на чердаке, в этом не было ничего страшного. Ночью порой можно было услышать, как они царапали по доскам своими костлявыми, похожими на палочки, пальцами и плакали.
Чем больше времени Тед проводил в потайном уголке, тем отчетливее и подробнее тот становился. Вскоре ему стало ясно, что туда можно спускаться когда угодно, и он стал проводить там массу времени. По телевизору в его воскресном убежище показывали то, что ему хотелось. И даже можно было увидеть, что происходит в доме наверху. Если что-нибудь хорошее, например, Мамочка покупала мороженое, он мог открыть входную дверь и подняться обратно туда. И чаще всего обнаруживал, что лежит в морозильнике, в провонявшей кислотой темноте, а наверху звездочками сияют отверстия для доступа воздуха. С течением лет он поднимался туда все реже и реже.
