С юга от Ораниенбаума изготовилась к штурму острова Котлин группа Александра Игнатьевича Седякина. По отношению к северной она была по пехоте вдвое сильнее — около 7500 штыков, по кавалерии равной — 103 сабли. Боевую основу группы составляли 32, 167 и 187-я бригады РККА. По артиллерии: в Северной группе — 9 батарей, в Южной — 18. Справедливости ради замечу, артиллерия мало чем могла помочь наступающим на крепость красным частям. Её преимущественно лёгкие орудия были непригодны для разрушения мощных стен бетонных фортов и бронированных линейных кораблей мятежников.

В целом 7-я армия имела против Кронштадта 16 тысяч человек пехоты и 354 конника. Ударными силами были Северная и Южная группы в 11 с лишним тысяч человек, и в резерве ещё находилось пять тысяч красноармейцев.

Наступление на Кронштадт намечалось на 14 марта. Для усиления удара с юга по Кронштадту было решено включить в штурм 79-ю бригаду резервной 27-й Омской стрелковой дивизии, прибывшей с Западного фронта 10 марта и сосредоточившейся на станции Лигово. Однако приказ о занятии указанной позиции бригада не выполнила. Причина невыполнения — боязнь бойцов выходить на лёд залива, порождённая слухами о якобы погибших подо льдом десятках тысяч курсантов при первом штурме крепости 8 марта. Но это одна версия, была и другая — в 235-м Невельском, 236-м Оршанском и 237-м Минском полках началось брожение. Многие красноармейцы, проявляя солидарность с кронштадтцами, заявили, что они отказываются штурмовать восставшую крепость.

Полки разоружили, начались аресты. После короткого допроса обвиняемым сразу же выносили приговор. Только 14 марта постановлением чрезвычайной тройки был приговорён к расстрелу 41 красноармеец Минского полка. 15 марта та же участь постигла тридцать трёх красноармейцев Невельского полка.

Из-за этого инцидента наступление пришлось отложить на двое суток.

Командующий войсками 7-й армии Тухачевский по случившемуся издал специальный приказ, где с сожалением и огорчением сетовал, что позорный факт произошёл в дивизии, которую хорошо знал по Сибири и Западному фронту. В приказе он писал:

«Тяжёлое впечатление произвело на меня вчерашнее преступное митингование Славных и Победоносных Минского и Невельского полков.

Советская власть разоружением и арестом этих полков показала, что в Красной армии она не допустит ни отсутствия дисциплины, ни измены.

Все провокаторы и шептуны жестоко поплатились за свою контрреволюционную деятельность.

Теперь, когда обманутые ими герои просят дать им возможность взятием Кронштадта искупить свою вину перед рабочими и крестьянами Советской России, приказываю: возвратить Минскому и Невельскому полкам их оружие и Революционные знамёна.

Я уверен и надеюсь, что вновь увижу героями своих старых боевых друзей, с которыми вместе мы брали Челябинск и Омск и с которыми вместе наступали на Варшаву...»[230]

Разбираться с отказниками на станцию Лигово выехал Ворошилов.

Вспоминает один из бывших солдат бригады:

«Полки выстроены около казарм, безоружные. Ждём военно-политического комиссара товарища Ворошилова. Бойцы решаются просить его дать возможность искупить свою вину перед революцией». Он дальше рассказывает, что, когда появился Ворошилов, начальник дивизии Путна выступил с раскаянием от имени бойцов. Заговорил военполиткомиссар — все замерли, установилась тишина, абсолютная тишина: решается судьба бригады. Каждое его слово жжёт калёным железом сердца бойцов. Как они могли?.. Отказаться выполнить приказ... Отказаться идти против врагов народа... Это же — предательство революции... Ворошилов не успел до конца закончить свою горячую речь, как гулкой, широкой волной, преисполненной боевого энтузиазма, из тысячи глоток вырвался клич «Даёшь Кронштадт!».

Что-что, а зажечь глаголом «буйный Володька» мог.

Полкам было возвращено оружие. Они должны доказать в предстоящем наступлении свою преданность революции. И они это сделают. Омцы дерзким броском по льду Финского залива с ходу возьмут семь фортов крепости. Ни град пуль, ни 12-дюймовые снаряды не смогут остановить стремительного порыва бойцов, давших обещание загладить свою вину. Они первыми ворвались в Кронштадт. К сожалению, в боях за крепость бригада потеряла две трети своего состава убитыми и ранеными.

В 23 часа 45 минут 15 марта Тухачевский подписал боевой приказ войскам 7-й армии на штурм крепости Кронштадт в ночь с 16 на 17 марта. Параллельно утвердил инструкцию Северной и Южной группам, где указывалось:

При взятии фортов жестоко расправиться с мятежниками, расстреливая без всякого сожаления там находящихся бойцов...

В бою на улицах Кронштадта части держать компактно, имея при каждой роте людей, знакомых с расположением улиц города. Всех вооружённых стрелять, пленными не увлекаться, бойцов по домам не распускать, ни в какие разговоры и переговоры с мятежниками не вступать.

В соответствии с этой инструкцией в группах появились свои приказы. Приказ Северной группы был под стать инструкции Тухачевского. В нём, в частности, говорилось: «...2) Всех дезертиров и паникёров расстреливать на месте. 3) Часть отряда, предназначенную для очистки фортов, при взятии форта бросить на расстрел всех мятежников. Пленных быть не должно».

Приказ Южной группы за подписью Седякина, Ворошилова и Малиновского был мягче: «Всем добровольно сдавшимся, как морякам, так и другим сопротивляющимся, гарантируется жизнь, если они немедленно и добровольно сложат оружие».

Готовясь к штурму Кронштадта, командующий Южной группой войск Седякин приказал Дыбенко возглавить Сводную дивизию в составе 32, 187 и 167-й бригад. Для эффективной дальнобойной орудийной поддержки наступающих он дал указание начальнику артиллерии группы сформировать два подвижных огневых подразделения из бронепоездов — по два бронепоезда в каждом.

Все понимали: второй штурм крепости нельзя провалить. Поэтому к операции готовились тщательно. 7-я армия была доведена до 24 тысяч бойцов и командиров. Действующие части усилили коммунистическими отрядами особого назначения, большим числом сотрудников Петроградской губернской милиции. Создавались специальные милицейские подразделения, которым предоставлялись исключительные полномочия: уничтожать на месте всех дезертиров и паникёров; при взятии фортов задерживать и расстреливать всех мятежников, не допускать, чтобы красноармейцы после взятия Кронштадта расходились по домам.

Решающий штурм

17 марта. Два часа ночи. Кромешная темень. Луна спряталась за тучи[231]. Безмолвие. На северном боевом участке Финского залива артиллерийская канонада стихла с вечера, на южном — совсем недавно, 30 минут назад.

Началось наступление на Кронштадт. Красноармейские части спустились с земной тверди на лёд на ощупь. Им предстояло идти до крепости — около 10 километров.

От Ораниенбаума в первой волне авангарда штурмующих шли стрелковые бригады: 32-я (командир Макс Рейтер), 167-я (командир Н. Бобров) и 187-я (командир Иван Федько) — основная ударная сила сводной дивизии Дыбенко. Бойцы одеты кто во что: с обмундированием в войсках дело обстояло из рук вон плохо — не хватало