Все это казалось невозможным, хотя мои мучительные размышления не прекращались много ночей, пока я наконец не выбросил предательские мысли из головы и постарался полностью сосредоточиться на помощи моему бедному господину.

Между тем времена года продолжали сменять друг друга. Одна Луна приходила за другой, и каждая следующая проглатывала предыдущую. Прошел Сезон Роста, потом Сбора, лорду Хакатри так и не стало лучше, а настроение у него становилось все хуже. Письмо, написанное мной в Воронье Гнездо, давно отправилось по назначению, но ответа я не получил. После возвращения из Энки-э-Шаосэй мой хозяин больше не садился в седло, поэтому у меня было совсем немного работы в конюшне, и я большую часть времени проводил рядом с ним, дожидаясь редких моментов, когда у него прояснялось сознание. Но даже после того как Хакатри приходил в себя, он практически меня не замечал, его разум наполняли сны и призраки, и реальный мир вокруг стал еще одним царством теней и туманов. У него бывали краткие периоды улучшения, но сейчас ему становилось все хуже.

Ну а я ждал – сам не знаю чего.

Прошли почти два цикла времен года с тех пор, как лорд Хакатри получил ожоги кровью дракона, родные и народ Асу'а видели его так редко, что скорбели о нем, словно он умер. Тем не менее жизнь в Асу'а продолжалась, к концу подходил не просто очередной цикл, но Великий Год Садорожденных. Появление Луны Петуха означало, что осталось совсем немного времени до того момента, когда Факел Года запылает на небе, возвещая о начале нового Великого Года. Священный момент наступал каждые шестьдесят циклов или около того, которые смертные называют годами. Приготовления к празднованию Ежегодного Танца начались довольно давно, и город переполняло предвкушение.

Несмотря на то что зида'я живут дольше, чем мой народ, и намного дольше смертных, наступление Великого Года являлось важным событием, особенно в Асу'а. Глубоко в освещенных зеркалами пещерах под Асу'а роща ведьминых деревьев превращалась в церемониальное место, ее приводили в порядок, и она становилась такой же ослепительно чистой, как тронный зал. Между древними серебристо-серыми стволами высаживали особые цветы. На самих деревьях, следуя специальным ритуалам, подрезали белые вьющиеся стебли и украшали деревья гирляндами из разноцветных шелковых лент, и они походили на древних родственников, нарядившихся на пир в свои лучшие одеяния. Скоро сама Са'онсера приступит к священным ритуалам празднования прихода Великого Года.

Однако я не мог в полной мере проникнуться духом праздника. К нам приближалось время перемен, а сны Хакатри снова начали сливаться с моими. И если раньше, когда мы шли по Шепоту пустошей, они являлись лишь слабыми ручейками, то теперь многократно усилились. Практически каждую ночь меня посещал сильный и часто болезненный сон, который казался не моим. Я бежал под чуждыми небесами, меня преследовали какие-то существа, я их слышал, но не видел. Я корчился в агонии и ничего не мог с этим поделать. Иногда я был собой, но испытывал страдания моего господина, моя кожа горела, а кости тлели, точно раскаленные угли. В другие моменты мне представлялось, что я стал Хакатри и видел древнюю историю моей родословной у себя за спиной, но впереди различал лишь фантомы, словно наследие зида'я должно исчезнуть из-за моей слабости. В такие моменты меня охватывал глубокий, всепоглощающий страх, и одновременно я чувствовал, что не в силах что-то исправить: ошибки уже совершены, во всяком случае, так утверждал сон; выбраны неверные повороты, и я навсегда потерян без всякой надежды на спасение.

Но самыми странными и страшными были сны о самом Асу'а. Появлялись ли они в воображении моего господина или рождались из моего собственного растущего страха, я не знал, но они наводили ужас. Мне снилось, что наш древний дом объят пламенем, темные искаженные тени метались по залам, по мраморным ступеням стекала кровь. Я слышал полные страха крики, призывы о помощи – на языке зида'я. Снова и снова видел тень в древней короне Защитников Асу'а, сделанной из березовой коры, с ветками, что росли из нее, точно оленьи рога. Мне снилось, будто жуткая рогатая тень сидела на троне Защитника, но стоявший рядом трон Са'онсеры пустовал, а небо за высокими окнами окрасилось алым цветом пожаров.

«Джингизу, – произнес голос, эхом прокатившийся по снам об Асу'а. Голос, шипевший, точно Черный Червь. Голос, который, как мне казалось, я сейчас узнаю. – Скорбь».

Было ли то снами Хакатри или они принадлежали и мне? Иногда я смотрел на своего господина, согнувшегося от боли у поручней корабля или не сводившего глаз с бесконечной череды океанских волн, и в такие мгновения думал, что это мои видения, ведь мы с Хакатри множество раз путешествовали вместе по воде. Но в другие моменты, когда я наблюдал за тусклыми воинами в доспехах, сражавшимися со зверями еще более диковинными, чем дракон, у меня появлялась уверенность, что передо мной разворачиваются неизвестные мне события – нечто случившееся в далекой истории самого Сада.

В те дни моя собственная постель стала для меня устрашающим местом, хотя я постоянно чувствовал усталость. Иногда я пил вино, пока не засыпал сидя, но даже это не защищало от вторжения видений и никогда не спасало от снов об ожогах.

Я часто спал в покоях моего господина, потому что не хотел оставлять его одного, хотя ничего не мог сделать, чтобы облегчить его страдания. В одну из таких ночей, во время Луны Волка, всего за несколько дней до первого праздника нового Великого Года, носившего название Пир Исхода, я проснулся и услышал, как мой господин стонет и мечется в постели. В мучительной агонии он отбросил одеяло, оно упало на меня, лежавшего на полу, на матрасе, и я принялся с ним сражаться, ослепленный и напуганный, пока не понял, что произошло, и прекратил борьбу. Дыхание Хакатри стало коротким и прерывистым – ха, ха, ха, ха, – и это напугало меня.

Потом, когда я собрался встать и подойти к нему, он успокоился и задышал ровнее. Я застыл на месте, слегка приподнявшись, и вскоре заметил тень в дверях спальни. Я выбрался из-под одеяла и увидел, что силуэтов не один, а два, один высокий, другой пониже, оба смотрели на лежавшего в кровати Хакатри.

«Убийцы, – решил я, и меня охватил ужас, но я тут же подумал: – Нет, только не в Асу'а».

Я хранил молчание, с огромным трудом удерживаясь от крика, который призвал бы всех домочадцев Хакатри, но обе тени застыли на пороге.

– Это разрывает мне сердце, – прошептала тень, что была выше, и я узнал Инелуки. Страх отступил, но мной овладело любопытство. Зачем он пришел в покои брата? И кто его спутник? – Он живет, но страдает каждый день, – продолжал Инелуки. – Иногда я жалею, что он не умер в Долине Змея.

Я не слышал, что ответил его спутник, быть может, ничего.

– Конечно, я готов ко всему, – продолжал Инелуки. – Никакое наказание не будет достаточным за его страдания. То, что они с ним сделали… я бы с радостью изгнал каждого трусливого паразита из наших земель.

Пока я всматривался в тени, спутник Инелуки наклонился к нему, и до меня донесся тихий шепот, подобный шелесту листвы по земле. И хотя капюшон скрывал лицо, я подумал, что знаю, кто пришел с Инелуки, и у меня на мгновение замерло сердце.