от наместника патриарха, у него тьма дел собственных своих: присмотр за кофейней, в местности по ту сторону Гихонского оврага, носящей от него имя Никефури, или сокращенно, Кефурии; наблюдение за стройкой нескольких «пирг», по-нащему загородных дач, с виноградниками. Когда тут быть библиотекарем, как бывают библиотекари вообще.

Потом — отец Серафим, довольно хитро смотрящий монах и напоминающий немного муфтия. Отец Григорий, хорошо говорящий по-русски, а потому неизбежно призываемый на все беседы монахов с русскими путешественниками, в виде драгомана. Отец Вениамин... много разных отцов. Все они были добрые и хорошие монахи, не слывшие ученостью, но зато сильные в практике и разуме жизни, а потому и состояли в ладах с Абдаллой.

Вдруг Абдалла вздумал играть свадьбу старшего сына, парня кровь с молоком. Кто бывал в Казани, в Крыму — для того нечего описывать подробно подобных турецких парней: он их видал и знает.

Предполагалось пригласить на свадьбу многое множество всякого народа: комнат не хватило. Абдалла попросил у Греков на то время только что выстроенную ими горницу на террасах храма. Как отказать такому любезному и милому соседу, с которым, к тому же, приятельски знаком муфтий? Монахи дали. Хотя оно и странно было занимать турке террасы христианского храма ради своей турецкой свадьбы, — и притом какого еще храма! — однако он занял.

Но греки были жестоко наказаны. Роковые одиннадцать дней прошли в шумных пиршествах; гремела музыка, лились, разумеется, и запрещенные пророком напитки... Встали монахи на двенадцатый день и увидели свою горницу во владении турка!

А был он очень добрый и почтенный турка, этот румяный, вечно смеющийся Абдалла, вечно с длинною трубкой в руках, но подшутил над приятелями нехорошо. Что ж, он не виноват: таковы здесь обычаи. Может-быть, старика и подтолкнули на это другие, какой-нибудь бес, в роде подмигивающего муфтия. Ведь и греки подшутили бы над ним точно так же, если б он зазевался.

Тягаться было нельзя и странно. Идти на новую сделку — тоже. Может быть, Абдалла на известный, солидный куш и подался бы, но турецкое правительство уже глядело зорко и непременно вмешалось бы в это дело: владения мусульманина на храме Гроба, так неожиданно приобретенные, стали в некотором отношении правительственными владениями. Абдалле шепнули, чтоб он держался крепко, ни шагу назад! «Поклонятся-мол, и не раз, нам, туркам, не только греки, одиннадцать дней тому владевшие террасами безраздельно, поклонятся другие-прочие христиане!»

В самом деле, простой и беззатейный Абдалла увидел очень скоро, что с ним заигрывает и французский, и австрийский консул; а потом стал заигрывать, по примеру их и отчасти по влиянию греков, и русский. Все предлагали за горницу, так странно приобретенную, значительные суммы. Абдалла сделался любезным гостем разных европейских консулов Иерусалима: придет, рассядется, как паша, подают ему трубку; кофей, говорят ему не просто «Абдалла», но «Абдалла-эффенди»! Стараются всячески занять его беседой, хоть это неимоверно трудно. Греки-соседи и прочие иерусалимские монахи, те знают как разговаривать с Абдаллой, а консул... Вымышляет он всякие фразы, потеет, улыбается, а дело нейдет! Хорошо, что Абдалла не засиживается: покурил трубку, поел варенья — и встает, чтобы идти восвояси, не то к другому консулу, на новый шербет и трубку. Ему тоже неловко.

Прибыло вдвое, втрое важности и значения у Абдаллы. Немного иначе стал он расхаживать по Иерусалиму; немного иначе смеяться. Он знает, что его обширные владения, прикосновенные теперь к храму до такой степени, что чрез известное читателю окошко[25] можно видеть молящихся у Гроба, служат предметом внимания разных держав, особенно с той минуты, как было приступлено к решению вопроса о поправке купола.

Теперь читатель поймет без труда, почему так долго исправляется ветхий купол над Гробом Господним. Ни здравому смыслу, ни здравому искусству нельзя допустить, чтобы новый купол был точь-в-точь как старый, чтобы все эти окошки, ниши, галереи и все прочее, с турецкою горницей на террасах, остались без изменения. Между тем, все владеющие при Гробе нации, а с ними и турецкое правительство, именно о том только и хлопочут, чтобы все, по возможности, оставить по-старому. Архитекторам хочется удовлетворить все стороны вдруг, но как то сделать? Как новые, законные в архитектурном смысле, ниши, окна, пролеты, которые будут выведены симметрически, соответственно правилам искусства, раздать таким образом, чтобы все владельцы остались довольны? Словом, ищут квадратуры круга... И вот светится насквозь купол, и каплет оттуда дождь на Гроб Господень более полвека! Нас уверяли даже, что однажды оторвался кусок свинцу от перегнившей балки и ушиб священника.

Мы возвратимся еще к этому предмету. А пока нам предстоит дальнейший обзор храма и закуска в келье отца Серафима, который незаметно высмотрел нас в то время, когда мы обозревали кувуклию и камень миропомазания. Отец Григорий, говорящий по-русски, прошел по храму так, что мы его не видали. Он оглядел путешественников тем зорким, опытным оком, каким обладают все находящиеся при храме. Теперь для него, для отца Серафима и других, собравшихся у последнего монахов, уже нет сомнения, что мы — русские, и притом такие, каких приглашают на закуску. На столе поставлены варенья, готовится кофей, достают из погреба вино.

Мы, тем временем, пройдем по храму и окончим обзор.

Самое замечательное после Гроба — Голгофа: это скала аршин в пятнадцать, обделанная в камень таким образом, что над ее вершиной выходит площадь, служащая полом часовни. Туда подымаются по лестнице в восьмнадцать ступеней. Отверстие в полу, нарочно оставленное незаделанным, дозволяет видеть расщелину, где был водружен крест.

В нескольких шагах (разумеется, когда спустишься вниз) покажут место, где стояла Богородица, когда распинали Ее Сына. Оно обнесено железною решеткой.

Вот место, где Иисус явился Марии Магдалине. Неугасимая лампада озаряет его.

Вот место, где явился Он Своей Матери.

Два шага оттуда нишь сотника Лонгина: здесь сотник Лонгин произнес известные слова: «Во истину Божий Сын бо Сей!»

Далее: колонна, к которой привязывали Христа бичеватели. Тут же Каменные узилища, в которых были ноги Его, когда Он сидел в темнице. Пройдя немного, спускаетесь, 28-ю ступенями, в пещеру, где были найдены Кресты. Это теперь часовня, принадлежащая Сириянам, но в распоряжении Армян, вследствие какой-то денежной сделки с настоящим владельцем и, конечно, перейдет со временем в полную власть армян. Только о какой-то стенке спорят еще греки и покамест имеют право подходить к ней. Тут окно, в которое царица Елена смотрела, как отрывали Кресты. В заключение, когда вы снова подымаетесь вверх, покажут вам центр мира, называемый нашими поклонниками попросту: пупом земли. Это не