— Но и ты ведь тоже не лапочка, Лина, — указал я. — Достаточно посмотреть, как ты всех здесь построила.

— Я просто гораздо старше тебя и лучше умею лицемерить, — усмехнулась она. — И тебе тоже надо бы этому поучиться — людям недостаточно того, что ты с ними ведёшь дела честно и стараешься, чтобы эти дела были взаимовыгодными. Научись казаться мягче, когда жёсткость неуместна. А насчёт того, что я кого-то построила — ты не замечаешь, как ты сам здесь всех построил? А ведь ты, в отличие от меня, не руководитель экспедиции, а простой студент.

— Я? Всех построил? — поразился я.

— Ты, кто же ещё? — засмеялась Алина. — Я уверена, что Менски тебе ни слова не сказал, когда ты нарушил прямой приказ руководителя экспедиции и совершенно нагло отстал от своей группы — так?

— Так, — признал я. — Но опять возвращаясь к Лапе — можно как-то всё-таки найти с ней общий язык? Можешь что-нибудь посоветовать?

— Общайся. Покажи, что ты достоин доверия, и она постепенно оттает. Иначе, наверное, никак.

— Ясно, — вздохнул я. — А про ящеров ты можешь поподробнее рассказать?

— Нет, Кеннер. Лапа что-то говорила про соборную душу и прочую такую муть, но я в это вообще не вникала. У нас Гана такую заумь любит, а мне достаточно того, что мы с этими ящерами не встретимся.

* * *

Я вернулся на своё место. Когда я обгонял Генриха, он опять с сомнением посмотрел на меня и снова промолчал. Не думаю, что слова Алины насчёт «всех построил» правильно описывают ситуацию, но какая-то доля правды в её словах и в самом деле есть. Я не стал останавливаться на своём месте, а продвинулся чуть дальше, поравнявшись с Лапой.

— Привет, Лапа! — дружелюбно поздоровался я. — Выделишь мне несколько минут?

Она подозрительно посмотрела на меня и буркнула:

— Чего ты хочешь?

— Не заводи себя, — мирно сказал я. — Никаких злобных замыслов я не питаю, честно. Просто хочу поспрашивать тебя о ящерах — меня их история очень заинтересовала. Как так вышло, что они совсем недавно делали набеги за рабами, и вдруг превратились в полуживотных?

— Не вдруг они превратились. Они уже в моё время начали всё реже появляться.

— Да нет, всё-таки вдруг. Полторы-две тысячи лет — для расы это стремительная деградация. Сама посуди — между нами и тобой как раз полторы тысячи лет, но ты от современных людей ничем не отличаешься. Общество сильно изменилось, конечно, а люди остались теми же самыми.

— Да, общество изменилось, — с грустью сказала Лапа. — Мне многое здесь трудно принять. Для меня мой город только что назывался Господин Великий Новгород, и внезапно он уже не Господин, и даже не Великий.

— В официальных бумагах город по-прежнему Великий, — пожал плечами я. — Но заметь, что твой Господин Великий Новгород даже близко не может сравниться с нашим просто Новгородским княжеством ни по населению, ни по размеру, ни по влиянию… да ни по чему угодно.

— У нас было народное вече, — указала она, — а у вас правит князь.

— Вот прямо вижу перед собой картину, как тридцать шесть миллионов граждан собираются на вече и начинают выкрикивать свои пожелания, — с иронией сказал я. — Какое ещё народное вече, Лапа? У вас госпóда решала, что на вече кричать будут. А кто пробовал не то кричать, мог и нож в бок получить. Во внезапно образовавшейся давке.

— Бывало и такое, — признала она.

— У нас, конечно, вече не собирают, зато народ реальный голос имеет. Свой голос, а не тот, что госпóда укажет.

— Это каким образом? — изумлённо посмотрела на меня Лапа.

— Крестьяне и мещане — через Совет Общин. Который, кстати, и в Совете Лучших Людей представлен.

— Вот как? — озадаченно пробормотала она.

— То есть ты не интересовалась, как у нас власть устроена? — догадался я. — Увидела, что вече нет, и решила, что князь единолично правит? Я тебя уверяю, у нас народ гораздо больше голоса имеет, чем в ваше время, и у князя власть далеко не абсолютная. В общем, поинтересуйся этим как-нибудь, много открытий для себя сделаешь. Наверняка что-то непонятно будет — спрашивай, охотно объясню. У нас власть довольно сложно устроена, и не всё на виду лежит.

— И ты мне всё расскажешь? — недоверчиво спросила она.

— А почему нет? Государственные секреты я выдавать не собираюсь, конечно, так они тебе и не нужны. Можешь ещё и Лину поспрашивать, она тоже может многое рассказать.

Лапа молчала, глядя куда-то вдаль. Мы бежали так молча несколько минут, а затем она вдруг спросила:

— Как ты с Алиной сошёлся?

— Алина с нашей матерью старые подруги. А потом мы с Леной съездили с ней в пару экспедиций, и как-то незаметно тоже подружились.

Она опять надолго замолчала. Я терпеливо ждал, и через пару минут она сказала:

— Так что ты хотел спросить?

— То, что спросил. Почему ящеры так стремительно деградировали?

— В двух словах не объяснить, — ответила она, причём на удивление мирно. — Я ведь и в университет пошла, потому что меня эта тема интересовала. Вроде что-то поняла, но правильно или нет, не знаю. Понимаешь, я сама с ящерами дела не имела — ну, несколько штук убила, но про их общество знаю только из рассказов старших. Будешь слушать мои фантазии?

— Буду, конечно, я ведь за этим к тебе и подошёл, — заверил её я. — Даже фантазии от человека с профильным образованием, который знаком с предметом — это то, что стоит послушать.

Она немного помолчала, собираясь с мыслями.

— Очень важно понимать один момент, — наконец, сказала она, — цивилизация ящеров изначально была духовного типа. Материальная культура у них практически отсутствовала. Еды в то время было достаточно, климат тёплый с небольшими сезонными и суточными колебаниями — им были просто не нужны какие-то искусственные приспособления.

— Я видел их статуи у алтарного зала, — осторожно заметил я. — У тех тварей были броня и оружие.

— Это всё появилось уже потом, — покачала головой она. — Я говорю о тех временах, когда они ещё не эмигрировали.

— Мне кажется интересным ещё один