— О, да, — сказала Эбигейл, делая еще один глоток вина. — Дайю была избалованным ребенком, но это не значит, что… то, что «произошло»… э-э... это был настоящий кошмар. Она раздражала, но... я тоже расстроилась тогда. Мазу не думала, что мне есть до этого дело, но мне было не все равно. Это вернуло воспоминания о том, что случилось с мамой, и все такое. Я, черт побери, ненавижу море, — пробормотала Эбигейл. — Не могу даже смотреть «Пиратов гребаного Карибского моря».

— Давай вернемся к тому, что случилось с Дайю? — предложил Страйк. — Я пойму, если ты предпочтешь этого не делать.

— Можно, если хочешь, — сказала Эбигейл, — но я была на ферме, когда это случилось, так что я не могу много рассказать.

Теперь ее речь стала гораздо свободнее. Страйк догадался, что она ничего не ела между тренажерным залом и пабом: вино оказало определенное воздействие, несмотря на ее сильный организм.

— Ты помнишь девушку, которая тем утром повела Дайю на пляж?

— Я помню, что она была блондинкой и немного старше меня, но сейчас я не смогла бы ее опознать. На ферме у тебя не должно быть друзей, тебе не полагается сближаться с людьми. Раньше они называли это материалистическим обладанием или как-то еще. Иногда люди пытались лебезить передо мной, потому что я была дочерью своего отца, но вскоре они понимали, что это ничего не значит. Если бы я замолвила за кого-нибудь словечко, Мазу, вероятно, позаботилась бы о том, чтобы они были наказаны.

— Значит, ты понятия не имеешь, где сейчас Шерри Гиттинс?

— Это так ее звали? Я думала, ее имя Шерил. Нет, я не знаю, где все они сейчас.

— Я слышал, — сказал Страйк, — что Шерри проехала на грузовике на ферме Чапмена мимо тебя и еще двух человек в то утро, когда утонула Дайю.

— Черт возьми, откуда ты все это знаешь? — спросила Эбигейл, выглядя скорее встревоженной, чем впечатленной.

— У коллеги была встреча с Шейлой Кеннетт.

— Черт возьми, старушка Шейла все еще жива? Я думала, что она давно умерла. Да, мы с этим парнем по имени Пол и мужем Шейлы были на утреннем дежурстве — нужно было покормить скот, собрать яйца и приготовить завтрак. Та девушка, Шерри, и Дайю проезжали мимо нас в фургоне, отправляясь на рынок. Дайю помахала нам рукой. Мы были удивлены, но думали, что ей разрешили поехать. Ей можно было делать кучу всего, чего не могли делать остальные дети.

— И когда вы узнали, что она утонула?

— Примерно в обед. Мазу пришла в бешенство, обнаружив, что Дайю ушла с Шерри, и смешала нас с дерьмом за то, что мы видели, как они уходят, но не остановили их.

— Твой отец был расстроен?

— О, да. Я помню, как он плакал. Обнимал Мазу.

— Он плакал?

— О, да, — мрачно сказала Эбигейл. — Он может включить свой слезопровод так, как ни один мужчина на земле... но я не думаю, что Дайю ему сильно нравилась на самом деле. Она была не его ребенком, а мужчины никогда не испытывают тех самых чувств к неродным детям, верно? У нас на работе есть парень, судя по тому, как он говорит о своем пасынке...

— Я слышал, вас всех наказали — Шерри и вас троих, видевших, как мимо проезжал тот грузовик?

— Да, — сказала Эбигейл. — Мы были наказаны.

— Шейла до сих пор очень расстроена из-за того наказания ее мужа. Она думает, что это способствовало ухудшению его здоровья.

— Черт возьми, уж не помогло точно, — произнесла Эбигейл надломленным голосом. — Шейла рассказала твоему коллеге о том, как нас наказали?

— Нет, — ответил Страйк, который счел за лучшее не лгать.

— Ну, если Шейла молчит, то и я не буду рассказывать, — сказала Эбигейл. — Это как раз то, чего хотел от меня этот парень Пёрбрайт. Узнать все побод.. пороб.. все гребаные грязные подробности. Я не собираюсь снова ворошить все это, чтобы люди могли представить на моем гребаном... забудь об этом.

Голос Эбигейл теперь звучал слегка невнятно. Страйк, который не терял надежду, что ему все же удастся узнать подробности о наказании, которому она подверглась, перевернул новую страницу в своем блокноте и сказал:

— Я слышал, Шерри проводила много времени с Дайю.

— Мазу часто оставляла Дайю на попечение девочкам постарше, да.

— Ты была на дознании по факту смерти Дайю?

— Да. Брайан к тому времени умер, бедняга, но нам с Полом пришлось давать показания, потому что мы видели, как они проезжали в фургоне. Я слышала, Шерил сбежала после того, как все закончилось — не виню ее. Мазу оставила ее в живых так надолго только из-за расследования. Как только все закончилось, ее дни были бы сочтены.

— Это фигура речи?

— Нет, я говорю серьезно. Мазу убила бы ее. Или заставила бы ее покончить с собой.

— Как бы она это сделала?

— Ты бы не спрашивал, если бы был знаком с ней, — пробормотала Эбигейл.

— Она заставляла тебя что-то делать? Я имею в виду то, чем можно навредить себе?

— При каждой, черт побери, возможности.

— Разве твой отец не вмешивался?

— Я перестала приходить или рассказывать ему. Не было смысла. Был один случай, во время Откровения…

— Что это такое?

— Ты должен был рассказать о том, чего стыдился, и тем самым очиститься. Итак, одна девушка сказала, что мастурбировала, и я рассмеялась. Мне было, наверное, лет двенадцать или около того. Мазу заставила меня биться головой о стену храма, пока я почти не потеряла сознание.

— А что бы случилось, если бы ты отказалась?

— Было бы еще хуже, — сказала Эбигейл. — Всегда было лучше принять первое предложение.

Она посмотрела на Страйка со странной смесью вызова и готовности защищаться.

— Патрик хочет, чтобы я об этом рассказала в своей книге. Скажи всему миру, что с тобой обращались как с дерьмом, чтобы такие люди, как гребаный Баз, могли бросить это тебе в лицо.

— Я не собираюсь предавать все это огласке, — заверил ее Страйк. — Я просто ищу подтверждение — или опровержение — тому, что Пёрбрайт рассказал моему клиенту.

— Тогда продолжай. Что еще он сказал?

— Он утверждал, что однажды вечером всем детям дали напитки с наркотиком. Он был моложе тебя, но мне интересно, слышала ли ты когда-нибудь о том, чтобы кого-то накачивали наркотиками?

Эбигейл фыркнула, вертя в пальцах пустой бокал.

— Не разрешались ни