злые, полные отчаяния и горечи, но в ушах Ники стояли не они.

— Да они у меня будут сидеть столько, сколько надо. Сколько? Да пока не сдохнут.

Голос отца, властный, жёсткий, холодный, молоточком звучал в ушах.

Будут

сидеть

пока

не сдохнут.

Мир перед глазами покачнулся и медленно поплыл…

* * *

Вовка Андрейченко ел свой суп, чавкая и причмокивая от удовольствия. Кирилл даже позавидовал. Ему самому, что называется, кусок в горло не лез.

— Вкусно, — Вовка облизал ложку и поглядел на Нику. — А ещё есть?

— Нет. Хотя, — она заулыбалась и полезла в карманы своих штанов. — Вот же! Хлеб. Я совсем забыла.

— О, хлебушек! Спасибо, Ника!

Ника… Кир мысленно повторял это имя. Ника. У неё такое имя, нежное и одновременно звонкое, как… как… он не мог подобрать определения и потому злился. Хотя нет, он злился по другому поводу.

Кир чуть приподнял голову и исподлобья посмотрел на Нику и своего друга. Девушка, улыбаясь, протянула Вовке хлеб, а тот, покраснев до кончиков ушей, осторожно и бережно принял его из её тонких рук. Кир видел, как их пальцы слегка прикоснулись, и почти физически почувствовал это чужое прикосновение. Вовка застеснялся, покраснел ещё больше. Казалось, вот-вот и он вспыхнет как факел. Ника ему нравилась, это было видно невооруженным глазом, а он нравился ей. Она улыбалась Вовке, а обращаясь к нему, называла Володей, блин… Володей. Да Вовку родная мать, наверно, так никогда не звала, и, если бы кто-нибудь у них на этаже посмел хотя бы в шутку назвать его так, то немедленно получил бы от Андрейченко по шее. Но ей было можно. Улыбаться. Звать его Володей. И дотрагиваться до его пальцев с обгрызенными под корень ногтями.

Всё это невероятно злило Кира. Он не признавался себе, но ему хотелось быть на месте Вовки, стать Вовкой, дебильной горой мускулов и феромонов, чтобы она смотрела на него, протягивала ему этот дурацкий хлеб, касалась его…

— Кир, а ты будешь?

— Чего? Нет, — сказал он сердито и отвернулся.

После того, как он накричал на неё, там, в коридоре, ему казалось, что она развернётся и уйдёт. Возможно, действительно вызовет охрану — Киру уже было всё равно. Он чувствовал себя опустошённым, что делать дальше, он не знал, и в голове неотступно крутилась мысль: это — тупик.

Но она неожиданно пошла на попятную, и, как-то странно посмотрев на них обоих, сказала тихо и решительно:

— Хорошо. Я вам помогу.

Сейчас она принесла им еду и, присев на соседнюю койку, смотрела, как они ели. Вернее, смотрела она на Вовку Андрейченко, а тот, смущаясь то ли от этого явного внимания, то ли от своей собственной робости, краснел и отвечал невпопад, когда она задавала вопросы. Впрочем, вопросов она задавала не так уж и много. Спросила, конечно, про карантин, очень осторожно, старательно подбирая слова, поинтересовалась само собой, как их зовут, и представилась сама.

Кир снова мысленно произнёс её имя: Ника. Оно удивительным образом ей шло. Хотя… ей вообще всё шло: и просторная мятая рубашка с завёрнутыми почти по локоть рукавами, и широкие светло-серые штаны, чуть длинноватые, спадающие мягкими складками на тупоносые ботинки. Под просторной и балахонистой одеждой угадывалась хрупкая и тонкая фигурка, а когда она выпрямлялась, рубашка обхватывала маленькую грудь, и Кир чувствовал себя одновременно самым счастливым и самым несчастным человеком в мире. А она, увлечённая Вовкой, почти не смотрела на него. Не замечала. Словно и не существовало в этом мире Кирилла Шорохова.

— А что вы теперь будете делать? — спросила Ника, забирая у них пустые лотки.

— А фиг его знает, — Вовка поскрёб затылок и повернулся к Киру. — Куда нам теперь, а?

— Странно, что Анна отказалась вам помочь, — задумчиво произнесла Ника. — На неё это совсем не похоже. Вы точно ей всё правильно объяснили? Если хотите, я могу с ней поговорить…

— Не надо.

Кир наконец-то пересилил себя и поднял на девушку глаза, поймал тень удивления на её бледном лице. Рыжие веснушки сверкающими блёстками разбежались от кончика носа к высоким скулам. Кир вдруг подумал, что на солнце (на настоящем солнце, а не под вымученным светом этих вечных ламп) они должно быть золотые и светятся, непременно должны светиться. Ему так захотелось увидеть эту удивительную девушку, купающейся в солнечных лучах, и чтобы солнце вставало за её спиной огромным и огненным шаром, а она сияла, сияла только для него.

— Не надо, — повторил Кир, почти насильно отводя взгляд от нежного, чуть детского лица девушки. — Всё она поняла, эта твоя Анна. Просто гадина она. Наплевать, и без неё справимся. Бахтин сказал, что есть второй вариант, помнишь?

Кирилл отвернулся от Ники. Нужно было думать о тех, кто оставался сейчас там, на закрытом этаже. О матери. Об отце. Вот кто должен был занимать его мысли. Но в присутствии этой девчонки мысли Кира постоянно уносились не туда, и он ничего не мог с собой поделать.

— Э! — присвистнул Вовка. — Этот вариант вообще не вариант.

— Ну а других у нас нет.

— А какой? — поинтересовалась Ника. Она всем своим видом показывала, что готова помочь.

— Из разряда фантастики, — буркнул Кир. — Бахтин говорил, что надо идти к самому Савельеву. Типа, он так и так в Башне самый главный, ну или почти самый главный, ну и типа справедливый что ли. Только вот как до него добраться? Где он и где мы?

— Мы в полной заднице.

— Вот именно. Пропуска у нас скорее всего не действуют, а если и действуют, то наверняка уже в системе отмечено, что мы — заразные. Да нас на первом КПП повяжут.

— А если рискнуть? — воодушевился Вовка. — Если что, дадим дёру. Охранников два? Два. Один всяко не побежит, будку свою пустой не оставит, а от второго убежать раз плюнуть. Помнишь в школе дозоряли лысого на КПП?

— Ну ты сравнил. Если мы засветимся, они целый наряд вызовут, больницу прочешут вдоль и поперёк. И потом, ну предположим, нам повезёт. Вдруг у нас работают пропуска. Но как ты на самый верх-то попадёшь? Туда-то нам точно вход заказан.

— Бахтин говорил, этот Савельев по всем этажам мотается, типа по работе. Можно где-нибудь его подкараулить.

— И? Ты знаешь, как он выглядит? Я — нет.

— Спросим кого-нибудь, — неуверенно протянул Вовка.

— Ага, — саркастически усмехнулся Кир. — Ты ещё предложи, чтобы мы по всей Башне ходили и у всех спрашивали: у вас тут Савельев не проходил? Не? А у вас? Хотя, конечно, Бахтин предлагал ещё…