Вдруг из какого-то окна слышу недовольное ворчание, а после – так вообще брань и требование заткнуться.

Мне даже обидно, что моим… друзьям такое говорят. Поэтому накидываю на себя объёмное худи, которое доходит до середины бедра, ноги – в тапочки, хватаю ключи и бегом спускаюсь вниз.

Выхожу на улицу и подхожу к парням, они поначалу меня не замечают, поэтому продолжают выкрикивать слова.

Во дворе нашего дома горят столбовые фонари, они освещают всю площадку перед подъездом.

Парни стоят, подняв головы вверх и продолжая выкрикивать моё имя.

Сердце наполняется необъяснимой теплотой от вида Давида, ведь таким я его ещё не видела никогда. Сейчас нет той заносчивости, пафоса и надменности. Пьяным в стельку он пришёл ко мне под окна, хочет ещё раз объясниться, попробовать поговорить снова. Это так мило и забавно, что, несмотря на мой отказ, он всё равно тут и не собирается отступать, всё равно хочет быть вместе. Ведь что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. И сейчас его гордость уснула, и ко мне пришёл просто парень Давид, который считает, что его неправильно поняли, и хочет объясниться по новой.

Немного неудобно привлекать внимание Давида, поэтому дёргаю за руку Сашу.

– Кошмар, вы чего так разорались-то, м? Соседи уже ругаются, – стараюсь тихо привлечь его внимание.

Саша оборачивается, внимательно смотрит на меня и, когда понимает, кто перед ним стоит, кричит по инерции:

– Дэв, смотри, кто тут. Дианушка наша спустилась! Как ты хотел. Всё, друзья мои, – заплетающимся языком еле проговаривает, а после салютует нам рукой, – моя миссия выполнена, я поехал.

Прикрываю лицо рукой, с трудом сдерживая смех. Таким и Сашу я не видела никогда. Парни умеют удивлять. Смотрю за спину Романова и вижу Давида…

Встречаюсь с его проникновенным, долгим взглядом, и меня прошибает его глубина, чувства, что плещутся в нём, не могут оставить равнодушным моё сердце. Невинность, беспомощность и чистота – вот что я вижу в этих бездонных омутах. Будто сейчас передо мной стоит не мачо мэн, а молодой юноша, который хочет что-то попросить, смотрит полными надежды глазами, но не решается произнести слова, потому что ему стыдно.

В этот момент Сашка действительно идёт к машине и собирается сесть за руль. Вот же пьянь без головы!

Бегу за ним, хватаю за руку и тащу обратно.

– Эй, ты чего. Мы тебе Дэва привезли, – заплетающимся языком еле проговаривает Романов, – чтобы вы поговорили. Я тут лишний. Я поехал.

– Во-первых, кто «мы»? Во-вторых, Сань, ты пьяный, куда ты поедешь. Говоришь с трудом, ноги еле волочишь, из стороны в сторону качает тебя.

– Я не пьяный, просто тут эээ… ужасные сквозняки, вот меня и шатает от ветра.

– Ага, ага, как же. Я тебя не отпускаю в любом случае. И вообще, зачем было так напиваться?

– После бутылки коньяка беседа превращается в утечку информации, ты же знаешь. А мне надо было выяснить, что у друга на душе.

На мгновенье замерла, Саша озвучил и моё желание. Как бы мне хотелось превратиться в бутылку и послушать, что там рассказал Давид.

Уже пыхчу, так как силы наши неравны, даже будучи пьяным, он намного тяжелее меня. К тому же, Сашка упирается, и каждый шаг к подъезду даётся нам с трудом.

– Да кто же против, пьянь, что лишний ты. Да только соседи завтра мне все будут выговаривать: «Два парня пришли, совсем в этой Америке распустилась».

– А я что? Останусь тут? – вдруг встревает Давид. И голос такой обиженный, будто его ущемляют в правах.

Какой он милаха, оказывается, когда выпьет.

Оборачиваюсь к нему, смотрю внимательно и понимаю, что он предоставил мне право решать самой, как поступить.

Не прёт, как бульдозер, не пытается заставить что-то сделать. А предоставляет выбор. А ещё, что хочу его видеть вот такого, простого, хоть даже пьяного.

– Кто же тебя тут оставит. Пошли.

Беру и его под руку и тащу в подъезд. По очереди затаскиваю каждого в лифт. И если Сашка всё ещё сопротивляется и отказывается от моей помощи, то Давид – наоборот.

При каждом шаге спотыкался и хватал за меня, что пришлось его обхватить за талию и руку перебросить через плечо. А в лифте так вообще расслабился, и я прижала его к стенке, обняв за талию руками, а головой упершись в его грудь.

Я не могу безразлично находиться с ним в таком положении. Боюсь, что моё учащённое от близости сердцебиение выдаст меня. Но стоило мне немного отдалиться от него, как он начинал валиться вперёд. Я обнимала его до тех пор, пока не поднялись на мой этаж. Давид аккуратно положил руку на мою талию и кончиками пальцев нежно коснулся шеи. Что происходит? Мне показалось, или он обнял меня в ответ?

Не до конца разобралась, так как мы приехали.

Выходя из лифта, не выдерживаю и выговариваю этим двум алкашам:

– Мне кажется, что вашим перегаром можно разогнать вооруженный конфликт в Сирии или просто убивать людей.

Парни переглядываются, а после отворачиваются в разные стороны.

– Сколько вы выпили?

В ответ тишина.

Смотрю на Давида.

– И зачем?

Пацаны отмалчиваются, а повторно спрашивать я смущаюсь. Завожу их домой.

– Ну что, пришли, шумная алкашня, – на пороге нас встречает «добродушная» Соня. А посмотрев на нас с Давидом в обнимку, выдает: – Уже и ноги не можете передвигать? – с интересом осматривает нашу позу, многозначительно шевелит бровями и идёт за Сашкой, который по-хозяйски сразу проходит вглубь квартиры.

– У тебя есть что выпить, Ди?

– Эй, тут не наливают – снова встревает Соня, – только если воду, чай, кофе…

– Фу, плохая, очень плохая ты, малая.

На Давида она почти не смотрит. Мне кажется, что зная, как он отзывался и о ней в клубе, она тоже обижена, поэтому полностью сосредоточена на Сашке.

– Будете плохо себя вести, солью в сеть ваши «кричалки», – угрожает, глядя на Саню.

А после вдвоём они скрываются в стенах кухни. А я сажаю пьяного Давида на пуфик. Его взгляд плавает по моему лицу. Поднимает кисть руки и легонько касается моей щеки, ласково проводит по ней, слегка сжимает

– Ди-и-и-а-а-ан-на.

– Пошли, будем тебя отмачивать.

Вновь помогаю ему подняться с места, но до ванной дотащить такую тушку сил нет, поэтому тоже завожу его в кухню и сажаю на стул.

Сашка также в полусознании как-то пытается мычать-отвечать на претензии Соньки.

Кошмар, уже практически пять утра.

Зову Соню в свою комнату.

– Слушай, ты знаешь, что надо делать, когда вот так вот человек в ноль приходит?

– Без понятия, если честно.