Резолюции и опровержения

В течение нескольких месяцев внезапной славы Эдгара По и сопровождавших ее потрясений пресса наполнялась спорами о «Следах естественной истории творения» и ее анонимном авторе. Только в The Broadway Journal в 1845 году это произведение упоминалось по меньшей мере пять раз. По защищал ее от недоброжелателей в апреле, отчитав враждебно настроенного рецензента: «Если эта работа и не написана доктором Николом, то, по крайней мере, достойна этого великого человека». Кроме астронома Джона Прингла Никола, большого сторонника небулярной гипотезы, в авторстве книги подозревались еще несколько известных личностей, в том числе френолог Джордж Комб, издатель Роберт Чемберс, геолог Чарльз Лайель, философ Гарриет Мартино, Чарльз Дарвин и математик Ада Лавлейс. В декабре По отметил публикацию новой книги политика Ричарда Вивиана «О гармонии постижимого мира» – еще одного из предполагаемых авторов произведения. О «Следах» заговорили на Бродвее.

Оставаясь анонимным, автор «Следов» ответил критикам в 1846 году, выпустив продолжение – «Объяснения». Одно из возражений против теории «Следов» об эволюции Солнечной системы было вызвано новыми астрономическими данными. В 1845 году ирландский астроном Уильям Парсонс, лорд Росс, начал наблюдения с помощью построенного им телескопа длиной пятьдесят четыре фута с отражающей линзой шириной шесть футов. В качестве демонстрации его возможностей на заседании БАН в 1845 году Росс передал всем потрясающие рисунки наблюдений туманности в форме спирали[67], позже названной водоворотом. Менее мощный телескоп Гершеля в Южной Африке показал тот же объект как просто два несвязных облака.

Росс утверждал, что, когда его инструмент был направлен на туманность Ориона – один из центральных примеров, используемых сторонниками небулярной гипотезы, – появились «группы или скопления» звезд, а не ожидаемые облака газа. Многие восприняли уверенность Росса как опровержение небулярной гипотезы – основы эволюционной космологии «Следов».

«Объяснения» заявили, что разрешение Росс некоторых туманностей никоим образом не подразумевает все из них. Единственные наблюдения, которые могли бы поставить гипотезу под угрозу, касались «туманностей сравнительно близких, которые никакое увеличение телескопической мощи» еще не разрешило в звезды. «Объяснения» перешли в наступление на признанных «ученых мужей». И действительно, «почти все ученые» отвергли теорию «Следов». Ну и что? Способность «этого класса дать правдивый ответ по этому вопросу представляется крайне проблематичной», – заявил автор. Излишняя специализация привела к тому, что ученые стали неспособны судить о какой-либо общей теории: они «заняты, каждый в своем маленьком отделе науки, и способны уделять мало внимания – или вообще не уделять – другим частям столь обширной области». В результате «весь научный класс дисквалифицирован». Однако теперь автор воззвал к «другому суду», обратившись через головы ученых к общественному мнению.

С появлением «Объяснений» научный «класс» возмутился еще сильнее, чем раньше. В Великобритании Дэвид Брюстер негодовал по поводу «неумных и неблагородных выражений» автора. Ботаник Эйса Грей, бывший суперинтендант Нью-Йоркского лицея, а с 1842 года профессор естественной истории в Гарварде, выступил в защиту «профессионального сообщества науки», осудившего взгляд «Следов». «Непрофессиональный читатель» в отношении фактов и выводов должен доверять показаниям профессионалов, ибо они компетентны в этих вопросах. Он апеллировал к авторитету европейских экспертов – перечисляя Кювье, Уэвелла, Лайеля и Мерчисона, – против тех, кто не имеет ни полномочий, ни институтов, ни имени.

Джозеф Генри испытывал досаду от увлечения своих студентов «Следами», настаивая на том, что машиноподобная Вселенная все равно должна быть «порождением разумного агента». Хотя молодой теолог восхищался масштабами книги и находил небулярную гипотезу «великолепной космогонией», он предостерегал против «субтилизирующего материализма» науки, который неуклонно снижает роль Бога и духа.

Бостонская газета North American Review подвела итог центральному вопросу: «Нам остается только решить, что более вероятно: сложная система вещей, посреди которой мы живем, создана и поддерживается одним мудрым и всемогущим Существом, или частицами материи, действующими без вмешательства или контроля».

Многие считали использование религиозного языка в «Следах» прикрытием для истинной цели: подорвать религию и поддержать материализм. Профессор естественных наук из Колледжа Дикинсон рассматривал аллюзии автора на Бога как «подземные подходы к цитадели веры его читателя» – типичная «атеистическая стратегия со времен Эпикура». Если космос «Следов» не нуждается в активном Правителе и Хранителе, он может обойтись и без Бога: «Почему же тогда Бог должен существовать без всякой цели, а только для того, чтобы привести к созданию вечного, как и он сам? В таком случае Бога нет, или материя и есть Бог».

Любая из возможностей – атеистический материализм или пантеизм – вызывала отвращение. Протестантские ученые и богословы видели, что Вселенная движима любящим духом Творца, который бдительно управляет и сохраняет ее, временами корректируя для осуществления своих целей. Но была ли она на самом деле, как предполагали «Следы», холодной, чисто материальной машиной, созданной и заброшенной после изобретения? Быть может, это просто результат бездумной случайности? Или же Бог и Вселенная каким-то образом идентичны?

Продолжающаяся полемика вокруг «Следов» также подняла тревожные вопросы о месте и политике науки. Кому должно быть позволено решать такие фундаментальные вопросы или определять ответы? Какими методами, с какими стандартами доказательств и на каких форумах? И перед каким жюри или судьей?

Открытие «черного ящика» поэзии

Находясь в полуизгнании в Фордхэме вместе с Марией Клемм и Вирджинией, По отстранился от обхода редакций, салонов и публичных домов. И теперь ему предоставилась возможность с недоумением и ужасом оглянуться на прошедшие месяцы.

Его попытки овладеть механизмом литературной публицистики и нью-йоркского общества вышли из-под контроля и потерпели крах. Его редакторство и владение The Broadway Journal закончилось катастрофой, стоившей ему времени, здоровья и достоинства. Приступы пьянства, сопровождавшиеся несносным поведением, превратили союзников во врагов, а симпатия к нему переросла во вспышку оскорблений и обид.

Однако он не мог так просто смириться с поражением. По продолжал писать и публиковаться. Он защищал и расширял свою интеллектуальную территорию хорошо знакомым ему способом: поэтической критикой.

Первый за более чем десятилетие поэтический сборник По «Ворон и другие стихи» был опубликован в ноябре 1845 года, через пять месяцев после «Рассказов». Отзывы оказались сильными и положительными. Однако критики неоднократно высказывали одну претензию: в его стихах вдохновение и чувство подчинены разуму и технике. Лоуэлл неоднозначно охарактеризовал стихи По как «колеса, шестеренки и поршневые штоки, работающие для достижения определенной цели».

Газета The Harbinger считала, что в «Стихах» «больше эффекта, чем экспрессии» и «они преуспели в искусстве скорее за счет природы». Томас Данн Инглиш – еще до их драки – заметил, что По стремится «с помощью механизма стиха набросить