Шрифт:
Закладка:
Глава 11. По Азии.
Лишь только забрезжило утро вторника, я, взволнованный, бродил по отелю в поисках дремлющих сотрудников, чтобы они меня выпустили. Позавтракав остатками вчерашнего обеда, я сажусь на велосипед и еду по длинной улице, ведущей в восточную часть города. На выходе я прохожу мимо партии караванщиков, которые только что прибыли с грузом мохера из Ангоры. Их вьючные мулы обильно украшены гирляндами колокольчиков всех размеров, от крошечных бубенчиков до огромного колокола из тонколистового железа размером с двухгаллонную банку.
Эти колокола создают ужасный грохот. Мужчины распаковывают утомленных животных, крича как на мулов, так и друг на друга, как будто их главная цель - создать как можно больше шума, но когда я бесшумно проезжаю мимо, они прекращают распаковывать и кричать, как по общему согласию, и приветствуют меня этим молчаливым удивленным взглядом, как будто повстречались с явлением из другого мира.
В течение нескольких миль неровная щебенчатая дорога дает несколько изменчивую, но, тем не менее, поверхность, которую можно преодолеть, и далее вглубь страны она превращается в довольно хорошую проезжую дорогу, где на несколько миль нет необходимости спешиваться. Дорога ведет вдоль ущелья между продолжением горных цепей, которые охватывают залив Исмидта, который теперь проходит параллельно моей дороге с любой стороны на расстоянии нескольких миль, причем некоторые отроги на южном хребте поднимаются до довольно внушительных высот. В четырех милях от Исмидта местность плоская и болотистая, затем она переходит в возвышенность. Болотистая равнина, возвышенность и склоны гор покрыты лесом и густыми зарослями подлеска, в котором кусты дикой фиги и простые но красивые папоротники , как в английской общине, леса долины Миссури и Калифорнийского предгорья, смешиваются всей своей прелестью и приятельствуют с дубом, каштаном, грецким орехом и множеством других. Весь лик страны покрыт этими густыми зарослями, и первая небольшая деревня, которую я прохожу по дороге, почти спрятана в нем, крыши домов едва видны над зеленым морем растительности. Сады и небольшие клочки земли, которые были очищены и возделаны, спрятаны целиком, и нельзя не думать, что если бы этот бесконечный лес из кустарниковых деревьев когда-то был подожжен, ничто не могло бы помешать ему уничтожить все, что имеют эти жители деревни.
Предвкушение того, что ждет меня дальше в глубине неспокойных земель, случается уже в первые часы утра, когда пара всадников кидается по моим пятам несколько миль. Они кажутся безмерно восторженными, и их забота о моем здоровье и общем благосостоянии весьма заметна. Когда я останавливаюсь, чтобы сорвать немного ежевики, они торжественно похлопывают по животу и качают головами в припев, чтобы я понял, что ежевика - плохая еда. Жестами они сообщают мне о плохих местах на дороге, которые еще впереди.
Через несколько миль показалась грубая механа, теперь называемая хан, она занимала небольшой расчищенный участок на обочине дороги. Среди собравшихся там завсегдатаев я замечаю нескольких черкесских беженцев, о встрече с которыми друзья из Измита и Константинополя проявили такую обеспокоенность за мою безопасность.
Они одеты в длинные казачьи кафтаны из темной ткани, свойственные жителям Кавказа. Два ряда футляров из кости или металла украшают их грудь, будучи вставленными в канавки или карманы для них. Они носят либо верхние сапоги, либо верхние голенища (автор, видимо, имеет в виду ноговицы), а также мои собственные мокасины; а их головной убор - высокий черный тюрбан из шерсти ягненка, похожий на национальный головной убор персов.
Это, безусловно, самые хорошо одетые и наиболее уважаемые мужчины, которых можно увидеть среди здешних групп, поскольку большинство аборигенов часто или в лохмотьях, или босые. Я же не помню, чтобы когда-либо видел черкесов в таком виде. По всей видимости, они являются самыми авторитетными людьми из всех. Но под улыбчивой внешностью каждого из этих горцев из Черкесии скрывается действительно больше дьявола, чем в целой деревне туземцев с менее располагающей внешностью, чей общий вид головореза — всего лишь желание произвести эффект. Все эти старые мечи, ножи и пистолеты, которые они имеют обыкновение носить - их могут даже достать, но на самом деле они ничего не значат. Живописность в одежде некоторые из этих бездельников в хане удивительна хороша. Хотя я сегодня утром одет в лазурный пояс Игали, трехцветную сербскую ниточку вокруг моей шеи и красивую пару черкесских мокасин, я абсолютно и рядом на стою со многими туземцами, чей весь гардероб не стоит и половину медика в базарный день в Галате.
Великий свет гостеприимства Центральной Азии бросает проблеск даже в этот далекий северо-западный угол континента, хотя кажется, что он больше воспринимается в невадском толковании этого слова, чем в здешнем понимании гостеприимства. Трижды в течение полудня ко мне обращаются с приглашением «мастика? Коньяк? Кофе?», придорожные лавочники или их клиенты, которые хотят, чтобы я остановился и позволил им удовлетворить свое любопытство к моему новому багару (лошади), как многие из них в шутку называют мой велосипед. Помимо этих трех напитков и неизбежного кальяна, эти придорожные ханы ничего не предлагают. Вишнер - вишневый сироп (приятный экстракт вишни, ложка в стакане воды делает самый приятный и освежающий десерт), который является моим любимым напитком в дороге, будучи безобидным, не пьянящим питьем, не пользуется достаточным спросом среди посетителей ханы, чтобы оправдать хранение его на складе.
Древняя булыжная дорога пересекает маршрут, которым я следую, но каменные глыбы, составляющие ее, уже давно выбиты и беспорядочно разбросаны, что делает дорогу непроходимой для колесных транспортных средств; и естественная грунтовая дорога вдоль нее
