Шрифт:
Закладка:
Неделю спустя казак получил записку: „Дорогой мой Коля! Я теперь живу на Садовой улице, дом № 80, кв. 8. Приезжай ко мне, когда можешь, между четырьмя и половиной шестого, но по возможности скорее. Любящая тебя Ольга“. Как оказалось, он должен был явиться в квартиру воспитателя Александровского лицея Константина Густавова Эмме, которую легко разыскал по карточке на дверях, где было написано чернилами: „Константин Густавович и Антония Магнусовна Эмме“. Антония Эмме, по предположению экспертизы, и являлась автором пригласительной записки. Впустил казака, после сказанного пароля, сам Эмме; а на вопрос, здесь ли Ольга Александровна, вышла девица Анна Савельева Пигит, проживавшая в Петербурге под чужим именем Нины Залиниянц. Пигит в разговоре с казаком заявила, что он очень нужен для „них“, как человек близко стоящий ко дворцу и могущий дать важные сведения, говорила ему о Перовской и ее значении, но в какие-либо подробные объяснения по поводу своих планов не вступала, поджидая прихода какого-то „нужного человека“, которого, однако, казак не дождался и ушел, условившись с Пигит о времени новой встречи.
Спустя несколько дней он зашел в ту же квартиру Эмме, где снова был встречен хозяином и Анной Пигит, которая, оставшись с казаком наедине, стала доказывать ему необходимость убийства великого князя Николая Николаевича и министра Столыпина. Во время разговора пришел Наумов и объявил, что сейчас должен приехать „капитан“ (эту кличку, как выяснилось, носил Борис Николаев Никитенко, отставной лейтенант флота) или его заместитель, прибавив, что если никто из них не явится, то казак может быть вполне откровенен и с Пигит. Вскоре пришел „заместитель капитана“ – личность, проживавшая под именем мещанина Кита Михайлова Пуркина и только на суде объявившая, что он в действительности бывший студент Петербургского университета Борис Степанов Синявский, сосланный в административном порядке в Архангельскую губернию и бежавший оттуда.
Новый знакомый приступил к казаку с более подробными расспросами – о расположении дворца, о порядках в Конвое, особенно живо интересовался, может ли посторонний человек, надевший форму конвойца, проникнуть к государю и где можно заказать соответственное форменное платье; наконец, старался установить, из какого помещения удобнее всего совершить взрыв комнаты, в которой обыкновенно занимается его величество. В заключение, по просьбе Синявского, казак набросал план Царскосельского дворца, с обозначением входа, по которому можно проникнуть под видом конвойца.
Следующее свидание состоялось 13 марта на новой, указанной Синявским квартире по Николаевской улице, дом № 14, кв. 33, принадлежавшей слушательнице Высших женских курсов Вере Александровой Педьковой, причем паролем служила фраза „Дома ли Вера Александровна?“. Спустя час после прихода сюда казака в отсутствие Педьковой, предупредившей, однако, прислугу о предстоящем его приходе, прибыл и Синявский, который объявил, что хочет поговорить о том, как получать сведения о проездах в Царское Село великого князя Николая Николаевича и министра Столыпина; решено было, что казак будет посылать телеграммы условного содержания, а именно: в депеше должно всегда стоять слово „приезжайте“; „захворал“ – обозначает утренние часы от 10 до 12, „заболел“ – вечерние, от 5 до 10 часов; „Степан“ и „дядя“ – великий князь, „Иван“ и „отец“ – Столыпин. Таким образом, депеша: „Приезжайте, заболел Иван“ означает, что министр приезжает между 5 и 10 часами вечера.
Для памяти Синявский, оторвав два листка от лежавшего на столе Педьковой блокнота, дал один казаку, а другой взял себе, и каждый из них на своем листке записал значение условных слов. Телеграммы нужно было по указанию Синявского адресовать: Кирочная улица, дом № 26, кв. 6, Феодосьеву-Никитенко (квартира эта принадлежала присяжному поверенному Михаилу Евгеньеву Феодосьеву).
Свидание казака с членами сообщества 13 марта было последним; возвратившись из Петербурга в Царское Село, он доложил обо всем начальству и прекратил дальнейшие сношения с злоумышленниками. Все полученные им письма и другие документы, а именно два пригласительных письма Наумова и Антонии Эмме, визитную карточку, данную Наумовым и оказавшуюся впоследствии совершенно тождественной по форме и материалу с найденной на дверях квартиры супругов Эмме, и листок из блокнота Педковой с записями об условных телеграммах, он представил к делу.
Одновременно с началом знакомства казака-конвойца с Наумовым разыскные органы стали тщательно следить за лицами, входившими в соприкосновение с ним; при этом было установлено, что Наумов состоит в сношениях с некиим Владимиром Штифтаром, членом Боевой группы партии социалистов-революционеров, участвовавшим в организации убийства петербургского градоначальника фон дер Лауница и впоследствии казненным.
Наблюдение за Штифтаром и его сообщниками в деле убийства фон дер Лауница Гронским (также казненным) и неизвестной особой, именовавшейся «товарищ Ирина», выяснило, что Ирина в начале февраля 1907 года поселилась в Петербурге по Ярославской, в доме № 1, вместе с упоминавшимся ранее отставным лейтенантом Никитенко, а в качестве прислуги у них жила под именем крестьянки Дарушичевой интеллигентная особа, оказавшаяся Марией Алексеевой Прокофьевой, родной сестрой Прокофьева, погибшего в декабре 1906 года в Петербурге в гостинице „Гранд-отель“ при сопротивлении полиции, и близкой знакомой убийцы министра внутренних дел Плеве Сазонова, посещавшей последнего в тюрьме под видом его невесты.
Как показали результаты дальнейшего наблюдения за Никитенко и Ириной, они состояли в сношениях с следующими лицами: названными выше Наумовым, Синявским, Анной Пигит, а также дворянином Валентином Викторовым Колосовским, привлеченным к дознанию по обвинению в принадлежности к Боевой организации партии социалистов-революционеров и жившим по паспорту Юцкевича, мещанкой Екатериной Александровой Бибергаль, проживавшей по документу Стахович, жившим под именем почетного гражданина Сергея Дмитриева Булгаковского и на суде только открывшим, что он бывший студент Новороссийского университета Моисей Давидов Рогальский, привлекавшийся в Одессе к делу о преступном сообществе и скрывшийся от следствия и суда, и неизвестным, именовавшимся Валентином Сперанским.
При этом были установлены усиленные посещения Борисом Никитенко Наумова и Колосовского, а также особенно частые сношения Никитенко, Синявского, Пигит и Сперанского с другими перечисленными лицами после начала зимних свиданий с конвойцем, причем свидания этих лиц между собой происходили иногда в квартирах присяжного поверенного Феодосьева и его жены Софии Константиновой, присяжного поверенного Бориса Фавстова Тарасова и его жены Ольги Петровой и присяжного поверенного Дмитрия Захарова Чиаброва, а также почетного гражданина Александра Яковлева Брусова.
В отношении Рогальского, кроме того, установлено было, что в марте он отправился в Севастополь, причем выяснилось, что приезд его связан с замыслами комитета Таврического союза партии
