образе мыслей Бориса, говоря, что с его революционными убеждениями оставаться во флоте нельзя и что поэтому он выходит в отставку, и объясняет крайний образ мыслей сына воздействием на него обвиняемой Ольги Тарасовой, под влияние которой он окончательно подпал, прибавляя в заключение, что Борис окончит тем, что поступит на службу не в Добровольный флот, как предполагает, а к „террористам“.

Наконец, обвиняемый Синявский в одном из судебных заседаний показал о себе следующее. Будучи выслан в конце 1905 года в административном порядке и прибыв затем в Петербург, он предложил Боевой организации при Центральном комитете партии социалистов-революционеров свои услуги, но комитет от них отказался. Ввиду этого он примкнул к образовавшейся к тому времени беспартийной военно-революционной организации, в которой состоял вплоть до ареста. Хотя в тактику названной революционной группы террор и не входит, тем не менее он, Синявский, оставался и продолжает быть убежденным сторонником террора, но исключительно центрального, признавая единственно крупные террористические акты, а не мелкие убийства низших агентов правительства. По поводу обстоятельств настоящего дела Синявский объяснил, что действительно он состоял в сношениях с казаком-конвойцем, которого указал ему Никитенко как человека, полезного для революционной партии; подсудимый расспрашивал казака, без всякой, впрочем, определенной цели, о возможности проникнуть в Царскосельский дворец и уговорился с ним об условных сообщениях относительно приездов в Царское Село великого князя Николая Николаевича и министра Столыпина; но интересовался последними сведениями только для „статистики“, которую вел по этому предмету Никитенко.

Остальные обвиняемые, не признавая себя виновными в предъявленных к ним обвинениях, указывали на свою непричастность к настоящему делу.

На судебном следствии, между прочим, выяснилось, что Борис Никитенко, двоюродный брат жены присяжного поверенного Феодосьева, состоял у него на службе в качестве секретаря и получал свою корреспонденцию по адресу Феодосьева и что как супруги Феодосьевы, так и названные выше Тарасов, Чиабров и Брусов не были осведомлены о характере происходивших у них совещаний остальных обвиняемых и таковые устраивались на их квартирах обыкновенно в отсутствие хозяев и без ведома последних, причем последние двое заявили, что предоставляли свои квартиры; Чиабров – ремесленным союзам, в коих он состоял юрисконсультом, а Брусов – блоку левых партий во время выборов в Государственную думу.

Приговором суда, последовавшим 16 августа, подсудимые Никитенко, Синявский и Наумов признаны виновными в приготовлении, по соглашению между собою, к посягательству на жизнь священной особы государя императора и присуждены, по лишении прав состояния, к смертной казни через повешение. Те же Никитенко и Синявский, а также Пигит, Бибергаль, Рогальский и Колосовский признаны виновными в участии в сообществе, составившемся для учинения насильственного посягательства на изменение существующего в России образа правления, и последние четыре осуждены, по лишении прав состояния, к каторге – Колосовский, как несовершеннолетний, сроком на 4 года, а остальные на 8 лет каждый. Прокофьева же, Тарасова, Педькова, Константин и Антония Эмме признаны виновными в пособничестве означенному сообществу и осуждены, по лишении прав состояния, к ссылке на поселение; остальные обвиняемые – супруги Феодосьевы, Тарасов, Чиабров, Брусов и Завадский – по суду оправданы по недоказанности обвинения».

Обнаруженный заговор на жизнь государя императора не был признан Центральным комитетом партии за партийное предприятие. 7 мая член Государственной думы Ширский в ответ на сообщение председателя Совета министров заявил, что партия социалистов-революционеров не имеет к открытому заговору никакого отношения. Позже в № 3 «Знамени труда» Центральный комитет поместил следующее заявление:

«7 мая 1907 года в ответ на сделанное министром Столыпиным в Думе заявление о раскрытии подготовлявшегося одной из организаций партии социалистов-революционеров заговора против царя представителем думской группы социалистов-революционеров заявлено было, что партия социалистов-революционеров, как имеется об этом сообщение в думской группе от Центрального комитета, к упомянутому заговору, если таковой действительно существовал или существует, а не выдуман с провокационной целью, никакого отношения не имеет. В настоящее время из обвинительного акта по делу о „заговоре“ обнаруживается, что обвинение предъявлено целому ряду лиц, часть которых действительно состоит членами партии социалистов-революционеров. Центральный комитет заявляет, что партия вела, ведет и будет вести до фактического свержения самодержавия террористическую борьбу, стараясь довести ее до максимальных размеров; что эта борьба направлена против всех агентов правительственной власти, не исключая, как это заявлено в № 1 „Знамени труда“ от 1 июля 1907 года, и представителей династии; что партия никогда своих террористических актов и замыслов не скрывает.

По поводу предъявленного обвинения Центральный комитет вторично подтверждает, что данной группе лиц, искусственно составленной следственной властью, никакого поручения на совершение террористического акта против царя дано не было и что эта группа такого покушения не подготовляла.

Если же сообщения обвинительного акта о переговорах, которые будто бы велись отдельными лицами о плане дворца, о царских поездах и проч., хотя бы в малейшей степени соответствуют действительности, то это следует отнести к области простых информаций, которые может вести всякий член партии».

Подпись: «Центральный комитет партии социалистов-революционеров».

Заявление это, однако, опровергается как всеми обстоятельствами дела, нашедшими окончательную оценку в обвинительном приговоре, так и некоторыми данными, носящими исключительно партийный характер. Так, после выступления Ширского, 8 мая, состоялось обращение Петербургского комитета партии с участием двух членов Центрального комитета и представителей от союза рабочих и от каждого района. На собрании представители рабочих просили разъяснения относительно причастности партии к делу заговора. Один из членов Центрального комитета подтвердил эту причастность, прибавив, что заявление Ширского не соответствовало действительности, но должно было быть сделано по тактическим соображениям. После этого рабочие постановили выразить порицание тому, что у руководителей партии не хватило мужества признать заговор партийным предприятием.

Обстоятельство это было подтверждено на суде двумя свидетелями. Свидетель социалист-революционер, вызванный защитой для опровержения этого показания, от каких-либо показаний по существу вопроса отказался.

Не менее интересен и следующий факт, разбивающий только что приведенное заявление Центрального комитета об «искусственно составленной следственной властью» группе лиц, привлеченных по делу о заговоре. В № 52 «Рабочего знамени» в статье «Памяти Марии Александровны Прокофьевой» (которая была осуждена по делу заговора и умерла в июле 1913 года) имеются следующие строки: «В конце 1906 года (она) вступает в центральный боевой отряд партии (отряд Никитенко). С этого момента начинается ее крестный путь. Отряд Никитенко почти в полном составе был захвачен царскими опричниками». Писавший некролог социалист-революционер, очевидно, знал, что он пишет, да и центральный орган партии едва ли бы поместил на своих страницах подобный оговор целой группы лиц, и в том числе умершей Прокофьевой. Редакторы органа, очевидно, просмотрели приведенные строки, и благодаря этому центральный орган случайно проговорился об отряде Никитенко.