В подтверждение этих слов Вышинский апеллировал к письму эскимоса Таяна на имя бывшего начальника острова А. И. Минеева как на свидетельство любви и доверия коренных жителей к большевикам (там же: 67; Письмо эскимоса Таяна, 1936). По словам прокурора, охотники и зимовщики сформулировали закон Советской Арктики, который есть «чувство высокого товарищеского отношения друг к другу» в суровой земле (Вышинский, 1936: 76). Эта идеологема определила один из основных сюжетов публичного нарратива об освоении Арктики и СМП, в котором коренные жители усваивали социалистический труд и обучались технике, необходимой на полярных станциях. Дискурсивный канон требовал изображать коренных жителей как учеников, осваивающих новые профессии, превращающихся в специалистов и национальных пролетариев. В это время авторы уже отказались от термина «туземцы» и стали называть северные народы советскими этнонимами – чукчи, чуванцы, ненцы, хантэ, саха и т. д. Этот шаг призван был обозначать преодоление «культурной отсталости» и становление коренных как советских граждан – то, что Ю. Л. Слезкин удачно назвал «Большим путешествием» (Слезкин, 2008: 329–335).

Этот союз полярников и коренных народов был подкреплен обещанием «культурного и экономического подъема» местного населения через развитие промышленности и социалистическую реконструкцию хозяйства в контексте обсуждения сталинской конституции (Сталинская конституция… 1936: 6–7). Риторическое обязательство большевиков перед коренным населением было связано с технологическим прогрессом: будущее народов Севера зависело от развития технической базы и развертывания промышленного и социального строительства. Культбазы, совхозы, ПОСы, фактории, промышленные предприятия и полярные станции, то есть основные инфраструктурные центры Арктики, ручались за подготовку национальных кадров для нужд северного освоения – авиаторов, капитанов, штурманов, гидрографов, геологов и метеорологов (там же: 7). Работники ГУСМП докладывали, что в Арктике появился местный пролетариат из представителей коренных народов (Терлецкий, 1936а: 39–40).

Итак, в дискурсивном каноне Главсевморпути коренные жители выступали как товарищи-технократы, без которых было невозможно освоить Арктику и СМП, а отношения между СМП и ними – как союз «советского белого человека» и «нового человека-национала» (Державин, 1936: 59), тяготеющего к культуре и технике. Такое воображение было закреплено в Положении о Главсевморпути, утвержденном постановлением СНК СССР от 22 июня 1936 г. Помимо освоения СМП и развития производительных сил, основной задачей Главсевморпути объявлялось: «содействие хозяйственному и культурному подъему коренного населения Крайнего Севера и привлечение этого населения к активному участию в социалистическом строительстве» (Положение… 1936: 27). Союз с коренными народами означал, как писал Бергавинов, что Арктика завоевана:

«Освоение Северного морского пути является мощным фактором подъема культуры и быта северных народностей. В этом состоит и совершенно новое, мыслимое только при советах, значение северных морей, для которых материк является своеобразным „тылом“» (Бергавинов, 1937а: 23).

«ИНДИГЕННЫЙ» СЕВЕРНЫЙ МОРСКОЙ ПУТЬ

В период большого террора этот «дискурсивный союз» работников ГУСМП и коренных жителей использовался для обвинительной риторики. Так случилось, что Большой террор совпал с провалом арктической навигации 1937 г., когда 25 судов не смогли пройти до портов назначения и вынуждены были зазимовать во льдах (см. главу Вахтина). На страницах «Советской Арктики» полярников резко критиковали за отступление от сталинского канона (Vakhtin, 2019: 61, 63–64), за то, что они не занимались хозяйственным освоением материка, не работали с коренным населением Севера, не подготавливали национальные кадры или вообще пытались вызвать недовольство местных народов (Серкин, 1937: 3; Бочачер, 1937: 41; В Главном управлении… 1937: 102; Шмидт, 1937: 13–14; Портной, 1938: 18; Граник, 1938: 60: Решительно… 1938: 24; Богорад, 1938: 120).

Одним из первых критике подвергся главный ответственный за национальную политику Главсевморпути В. Б. Лавров, бывший начальник Комсеверпути, который в мае 1937 г. в Московском Доме ученых высказал сомнение в «эффективности» и «хозяйственной целесообразности» сквозного Северного морского пути, признал, что во второй пятилетке СМП так и не был освоен, и рассказал, что работу культбаз Главсевморпути местное население воспринимает как «повинность», а сеть культурно-бытовых учреждений неэффективна (Жданова, 1937: 9). Критиковали и А. Е. Скачко, который «не меньше, чем Лавров, блудил по национальному вопросу в отношении народов Востока» (там же).

Главные демиурги образа будущего СМП, такие как Лавров, Бергавинов и Скачко, не пережили Большой террор170. Согласно обвинительным формулировкам, Бергавинов и его «шайка» «всячески пытались подорвать освоение Северного морского пути» и «сорвать хозяйственное и культурное строительство народов Крайнего Севера» (Приговор… 1938: 5–6). Эти «враги народа» стремились дискредитировать «идею Великого Северного морского пути» и «Советскую власть в глазах населения Крайнего Севера» (Богорад, 1938: 133).

После 1937 г. героический паттерн арктического мифа победил окончательно: большевики «покорили» СМП и «победили отсталость» коренных народов (Slezkine, 1992: 76). Коренное население в нарративах об СМП изображалось как «возрожденные народы», усвоившие советскую культуру, быт и технику, причем такое преображение стало возможным благодаря созданию транспортной инфраструктуры в Арктике. В самые пиковые дни сталинских репрессий О. Ю. Шмидт задавался вопросом: «Что уже дал Северный морской путь для роста богатства и культуры северных народностей?» и, отвечая, восторженно перечислял: регулярные рейсы и снабжение, города и промышленные центры, полярные станции и авиацию (Шмидт, 1937: 12). На XVIII съезде партии в 1939 г. уже новый руководитель ГУСМП И. Д. Папанин заявил, что благодаря СМП народы Крайнего Севера стали приобщены к «передовой советской культуре» (XVIII съезд… 1939: 330–331).

В августе 1938 г. СНК СССР сделал выводы из провальной навигации 1937 г. и вынес решение «Об улучшении работы ГУСМП» (Ответим на заботы… 1938: 8). Главсевморпуть отныне сосредотачивался исключительно на проблеме превращения СМП в надежную транспортную магистраль, а хозяйственное и культурное обслуживание местного населения передавалось советским органам соответствующих областей (Папанин, 1938: 13, 19). Территориальные управления Главсевморпути были упразднены, но при этом создавался институт уполномоченных, которые располагались в Игарке, Якутске и Анадыре. Одновременно была окончательно канонизирована дискурсивная репрезентация коренного населения: теперь оно повсеместно использовалось на работах в морских портах и на полярных станциях СМП. Неизменной фабулой подобных историй было перевоплощение туземцев в трудоспособных работников, овладевших техникой и специальностью. Охотник эскимос Таян, который «заговорил по-большевистски» и написал письмо против Семенчука, стал начальником полярной станции на острове Врангеля (Горбатов, 1938). Известный радист Э. Т. Кренкель писал в «Известиях», как на полярных станциях учениками работали ненцы, якуты, чукчи и эскимосы (Кренкель, 1939). На станции Маточкин Шар ненцы обучились радиоделу, слесарной профессии и устройству двигателей (Хроника, 1939: 113; Полярные кадры… 1939: 109). Нередкими стали семьи ненцев и коми, которые жили и работали помощниками бурильщиков и шоферами в