Я быстро спустилась в уборную. В туалет мне не хотелось, но я неспешно привела себя в порядок, умылась и посмотрела на свое отражение в зеркале. На мне были серое платье с открытыми плечами, джинсовая куртка и клетчатые кеды. Удобный, но не совсем уж чмошный наряд. Разгладив рыжие волосы пальцами, я вышла из туалета.

Мысль о том, чтобы вернуться наверх и снова стать свидетельницей любви Найта и Луны и равнодушия Хантера, едва не привела меня в ярость. К тому же поговаривали, что здесь водятся привидения. Значит, есть на что посмотреть.

Я решила прогуляться по вестибюлю. Он был старинным и величественным, с десятками золотых огней, сверкавших, будто бриллианты, всюду, куда ни посмотри. Колонны из коричневого мрамора возвышались от пола до потолка словно деревья. Я вошла на первый этаж зрительного зала под балконом, откуда Хантеру и его друзьям меня было не видно. Сводчатый потолок и искусная отделка произвели на меня необъяснимое впечатление. Сердце наполнилось гордостью – гордостью за то, что я была частью этого города, маленькой частью истории этого места. «Я была здесь», – подумала я. Через сотню лет, а может через две, когда меня уже не станет и в помине, кто-нибудь другой будет все это рассматривать.

Но сейчас мой черед купаться в этом волшебстве.

Я неспешно подошла к сцене, двигаясь в тени и оставаясь невидимой для остальных. Бегло глянув наверх, убедилась, что Найт и Луна были вообще не в состоянии что-либо видеть. Похоже, они занимались сексом, прикрывшись подолом цветастого платья Луны. Она двигалась, будто волна, на коленях Найта. Хантер все так же не отрывал от экрана глаза, такие холодные, но полные огня. Я неуклюже прокралась за кулисы, за экран, водя рукой по всем предметам мебели и реквизиту. Видимо, здесь ставили «Щелкунчика», потому что среди сценического оборудования виднелись витые колонны в красную и белую полоску, воздушный шар и рождественская елка. Рука замерла на простом деревянном стуле, где лежало платье. Я подняла ткань и, поднеся ее к носу, вдохнула аромат.

От нее пахло потом, полиэстером и лаком для волос. Я зажмурилась, зная, что меня скрывает огромный выдвижной экран, на котором шел фильм. Я была полностью защищена.

Положив платье на место, я взяла с сиденья смятый листок бумаги, который, судя по его виду, зачитывали до беспамятства. Я поняла, что это была песня.

Его любовь была подобна солнцу.

Ведь если ее было не видно,

Это не значит, что она угасала.

И даже когда его лучи не согревали ее кожу,

Он поддерживал жизнь ее вселенной.

И даже когда ночь погружала ее в одиночество,

когда зима забирала его из ее жизни.

Она знала, что он вернется.

Он всегда возвращался.

Спустя долгое время после их прощания.

Я прижала листок к груди. Наклонила голову и приникла губами к написанным на нем строкам. Господи, что же со мной происходит?

Я почувствовала, как лист бумаги вырвали у меня из рук. Открыла глаза и, подняв взгляд, увидела Хантера, который пристально на меня смотрел.

Первой отведя взгляд, я увидела, как он смял листок в кулаке, уничтожил его. Я печально улыбнулась от такой иронии. Означало ли это, что я смирилась с нашей судьбой? С нашим приближающимся прощанием?

Хантер бросил скомканную бумагу себе за плечо и одним шагом подошел ко мне вплотную. Он был в той же рабочей одежде – светло-сером костюме с шелковым галстуком винного цвета. Пальцем приподнял мой подбородок. Я ударила его по руке, абсурдно злясь на него и слишком боясь признать причину этой злости даже самой себе.

Потому что меня не устраивала роль нянечки, с которой он спал, чтобы выпустить пар.

Потому что я ожидала, что со мной будут обращаться иначе, чем с простой знакомой.

Потому что я хотела, чтобы у нас было то же, что и у Найта с Луной.

Он вопросительно поднял бровь.

Я развернулась и пошла прочь. Почти дошла до лестницы, когда Хантер схватил меня за запястье и утащил обратно за бархатную бордовую занавеску, которая была плотной и тяжелой на вид, а потому надежно скрывала нас от посторонних глаз.

Хантер провел носом по моему лицу и с содроганием вдохнул мой запах.

– Когда ты так себя ведешь, мне хочется вытрахать из тебя всю дерзость, aingeal dian.

За все то время, что я выспрашивала у него, что означало мое прозвище, мне никогда не хватало смелости погуглить и выяснить это самой. Я все еще надеялась, что он сам мне расскажет, пока наше время не истекло. К тому же мне нравилась загадочность. Я знала, что, скорее всего, поищу его значение, как только мы разойдемся. Я неизбежно буду зацикливаться на каждой мелочи, едва он уйдет. А это напомнило мне, что пора начать поиски квартиры, поскольку родители заняли мою прежнюю комнату. Еще одно дело, которое я откладывала.

– Ты меня почти не замечал, – возразила я, радуясь тому, что приглушенный свет скрыл заливший щеки румянец. Я оказалась зажата между его горячим сильным телом и стеной.

– Я не знал, как это сделать, – признался Хантер, нащупав губами мочку моего уха, а потом прикусил ее. Как только его губы касались меня, по телу всегда моментально бежали мурашки. – У меня никогда не было… – Он замолчал, размышляя, как нас назвать.

Девушки?

– Подруги. Настоящей, – закончил он и, спустившись к изгибу шеи, провел вдоль нее языком. – Я не знаю, как общаться с тобой, не раздевая при этом зубами.

– Поэтому решил вообще не обращать внимания? – У меня перехватило дыхание, но я продолжала разговор.

Осознав, что я не прикасаюсь к нему, не отвечаю ему взаимностью, Хантер взял мою руку и опустил на выпуклость между своих ног. Он был возбужден.

Он только что наблюдал, как его друзья трахаются прямо у него на глазах. Не стоит чувствовать себя такой особенной.

– С каких пор тебя это волнует? – Он провел губами по моим губам. Одной рукой обхватил мою задницу и прижал меня к стене, а другой задрал мне платье и сунул в меня пальцы.

– С тех, когда ты заставил меня почувствовать себя дерьмом, – парировала я, сжимая его рукой. Мое прикосновение не было ни слишком сильным, ни нежным. Если я надеялась, что это поможет вывести его из вызванного всплеском гормонов помутнения, то глубоко заблуждалась. Хантер лишь гортанно рассмеялся, сунул мою руку себе в штаны и сжал