– У нас же есть цей… як там його… гранатомет. Сейчас их и подобьем.

– Ты шо, сказився? – возразил мне Андрий, мешая москальский с мовою. – Сам ведь бачишь, шо нет у нас шансов против них. И погибнем ни за понюшку тютюну, и им ничего не сделаем.

– Дай сюда, – возразил я. – Как им пользоваться-то?

– Нажмешь вот сюда, только сначала проверь, чтобы за тобой было пусто. А то с той стороны выйдет реактивная струя, мало не покажется. Лес подожжешь – его-то не жалко, да мы тоже на его окраине. Или, не дай бог, подпалишь себя – или меня.

Пока я проверял свою позицию, броневик уже был рядом с нами, и какой-то малец, сидевший на нем – малец, представьте себе! – начал пулять в меня из ружья. То ли стрелял он кепско[72], то ли тяжело было в меня попасть из такого положения, но удар по плечу я ощутил уже тогда, когда стрелял. Гранатомет у меня пошел вверх и направо, по броневику я не потрафил, зато услышал за собой отчаянный вопль Васюры – струя, мабуть, попала в него. А броневик промчался мимо. И только я бросил бесполезную трубу и бросился к Васюре, как услышал, как два тяжелых предмета упали недалеко от нас.

То, что это гранаты, стало мне ясно сразу, и я машинально навалил отчаянно вопящего слымака на себя, что меня и спасло. Спасло, да не очень – через пару минут меня повязали, а Васюре влепили пулю в его тупую голову. А меня повели к тому самому броневику. Почему меня не пристрелили, было ясно сразу – везут на допрос. Ну что ж, настоящие герои знают, когда молчать, а когда говорить. И если я им все расскажу, глядишь, и не убьют…

12 августа 2014 года. Ночь. Лес на Донецком кряже юго-западнее Первомайского.

Слава Князев, теперь боец

– Я-то думал, я круглый сирота и никому не нужен, – закончил я свой рассказ. – Потому и решил мстить. А «сайгу» я на ветке нашел – она практически такая же, какая была у дяди Ореста.

– «Брось, командир! Да не меня, рацию!» – процитировал папин приятель старый анекдот. – Она это и есть, Славка, твой папа решил ее оставить, чтобы дотащить меня. А мог и наоборот.

– Не мог, сам знаешь, – усмехнулся папа. – Ладно, держитесь, сейчас станет круче.

И в тот самый момент мне почудилось, что я увидел при свете луны движение где-то в лесополосе.

– Полундра, – отчаянно заорал я.

Башня броневика – не знаю уж, как его правильно называть – повернулась направо, но в тот самый момент какой-то человек вскинул к плечу длинную черную трубу. Я понял, что это – гранатомет, и, держась одной рукой за какую-то скобу, выстрелил четыре раза в его сторону.

Первые три раза ничего не дали – этот гад и дальше стоял со своей трубой, и нам повезло, что он так и не выстрелил. Четвертый же выстрел заставил его закричать от боли, и труба вдруг качнулась вверх, а из нее сзади выскочил сноп пламени. Кто-то истошно завопил, но мы уже проскочили опасный участок, а двое из пешего дозора поспешили туда, где была засада.

Через несколько минут броневик резко замедлил ход – действительно, склон стал намного круче. Потом боевая машина и вовсе остановилась, чтобы взять на борт, точнее, внутрь, еще одного пленного. Его привел тот самый дядя Остап, который целую вечность – точнее, пять дней – назад спас всех нас от «навозов».

– А братца пристрелить пришлось, – с сожалением сказал он. – Его кто-то тяжело ранил, да так, что не жилец – а еще ему струей от РПГ яйца сожгло. Эх, когда-то он был таким милым мальчиком…

– Жалко тебе его? – полюбопытствовал Орест.

– А за что его жалеть? Это он со своей бандой напал на тот хутор, убил стариков и собрался насиловать женщин. Да, неплохо было бы, если бы наша контрразведка с ним провела пару сеансов – но шансов его довезти живым не было.

– Ну что ж, пошли дальше… – сказал папа, и наш железный конь пополз вниз по склону.

У вершины вновь начали раздаваться выстрелы, но скоро сошли на нет. Что там произошло, мы не знали.

Дальнейший путь прошел без эксцессов – и хорошо, если учесть, что у меня в «сайге» больше не оставалось ни одного патрона. Мы прошли чуть в стороне от нашего хутора, но вскоре броневик вкатился на дорогу в Снежное, и мы поехали резвее. А еще минут через десять наш бронированный транспорт остановился у крыльца больницы.

– Зачем? – спросил Орест. – По мою душу, что ли?

– И по твою тоже. Я что, не видел, как ты хромал? Но, главное, пусть посмотрят того, кого Славка подстрелил.

Из здания выбежали два врача и несколько медсестер. Одна врачиха бросилась к нам.

– Славка! Игорь! Вы живы!

– Есть такое, – усмехнулся тот, обнимая и целуя жену – по совместительству мою маму.

– А зачем ты взял Славку с собой?! Чем ты думал?! – бросилась она в атаку.

– Не надо, мам, – устало попросил я. – Я сам ушел на кряж – хотел мстить за вас. Кто ж знал, что вы оба живы… А один из папиных людей нашел меня и отвел к своим.

– Слава Господу нашему, – кивнул родитель. – Славка еще вот этого подстрелил, – показал он на одного из пленных. Я не знал, что это был именно укроп с тубусом, а папа продолжил: – Да, был еще один, но его пришлось пристрелить, все равно он был не жилец. Только, Боря, Володя, пойдете с ним и проследите, чтобы его поместили под охрану.

– Орест, – вгляделась мама. – Ты же мне клятвенно обещал не рисковать здоровьем. И что я вижу?

– Анечка, поверь, это было жизненно необходимо, – смиренно сказал дядя Орест.

Мама хотела возразить, но в это время открылось окно, и кто-то крикнул:

– Ребята, Сауровка наша! И памятник тоже!

23 августа 2014 года. Москва. Улица (название знать не обязательно), дом (номера не помню).

Кабинет начальника чего-то там. Но очень большой начальник.

Подполковник Ефремов Павел Федорович, он же майор ополчения ДНР Мельников Павел Сергеевич, позывной «Каскадер»

– Да уж, наворочали вы там дел, – сказал генерал, закончив читать составленную мною докладную записку. – Не знал бы я тебя, Паша, столько лет, то подумал бы, что человек нуждается в отдыхе под наблюдением опытного врача психиатра.

– Я понимаю вас, товарищ генерал-лейтенант, но каждый изложенный мною факт подтвержден документами и показаниями свидетелей.