— Угу, — кивнула она. — Я, пожалуй, схожу искупаюсь. А вы тут хозяйничайте.

Он дернулся было возразить, но внезапно передумал. Начал аккуратно стелить плед и выкладывать все, что притащил с собой в пакете, на трухлявый пенек, торчащий прямо посреди пригорка.

Марта спустилась к воде. Расшнуровала кеды, сбросила шорты и футболку и осталась в купальнике. Затем собрала одежду и, шлепая по мелководью, перенесла на катамаран. Сунула шорты с тремя тысячами в кармане отдельно под сиденье и на всякий случай попробовала главную кнопку. Движок не шелохнулся, только красный огонек на щитке помигал и тоже погас. Все.

Так она себе и сказала: вот и все. Вошла в воду, неторопливо проплыла стометровку медленным кролем, глядя прямо на закатное солнце, перевернулась на спину, послушала гул в ушах и вернулась.

Валентина не было видно — наверно, все еще возился на поляне. Марта снова забралась на катамаран, открыла бардачок и переложила пистолет в карман шортов, еще раз удивившись, какой он маленький, меньше игрушечного пластмассового. На какое-то мгновение накатила дурнота, заколотилось сердце, снова заныло внизу живота, но она с этим справилась.

Стоя на палубе, начала натягивать шорты прямо поверх купальника, взялась за футболку — и вздрогнула. Он появился совершенно бесшумно и теперь сидел на корточках на откосе, пристально разглядывая ее плечи, узкую полоску купальника, едва прикрывающую крохотные напряженные соски, смуглый живот и влажные короткие волосы. Обычно острое и напряженное, лицо Валентина сейчас морщилось, плыло, беспрестанно меняло выражения, словно было сделано из воска, который комкала и сминала чья-то рука. Глаза прятались в щелках, но Марта заметила, как остро и возбужденно они блестят.

Она выпрямилась и встряхнула футболку, расправляя.

— Дурочка! — хрипло сказал он. — Сними мокрое. Никто не увидит, кроме нас с тобой, тут никого нет.

— Может, мне совсем раздеться? — с вызовом спросила Марта.

— Было бы неплохо, — коротко хохотнул он. — Тебе, наверно, говорили, что ты красивая? Всякие мальчишки, Родион опять же? И целоваться ты, наверно, уже умеешь?

— Нет. Меня эта чепуха не интересует.

— Вот как? Тебя долго не было, и я уже подумал, что ты решила сыграть со мной в кошки-мышки. Бросить беспомощного дядю на необитаемом берегу и уплыть. А почему не уплыла?

— Иди отсюда, — сказала она, невольно копируя интонацию взрослой женщины. — Хватит глазеть. Я сейчас…

Как только он скрылся за кустами, Марта натянула футболку, еще раз проверила, все ли на месте, и вдруг почувствовала, что ее бьет дрожь.

Зато Валентин совершенно успокоился. Опустился на плед, отхлебнул вина, сорвал травинку и пожевал. Горький травяной сок смешался со вкусом чилийского каберне. Внезапно ему пришло в голову, что ведь он на самом деле влюблен в эту строптивую девчонку. Давно и, похоже, всерьез. Но сестра этого никогда не поймет, не говоря об ее отце. Поэтому все будет так, как он и рассчитывал. Не пройдет и получаса, как он ее разденет. Главное, чтобы она не слишком сопротивлялась, не визжала, не пустила в ход ногти. Не помешала ему. Потому что если он потеряет контроль, может случиться всякое. В таких обстоятельствах он за себя не в ответе.

— Иди сюда, садись рядом, — сказал он, как только Марта показалась на прогалине. — Что ты там стоишь, как испуганная нимфа? Хочешь вина?

Она пожала плечами.

— А я ведь, — продолжал он, — и в самом деле подумал, что ты собралась надо мной подшутить.

— Какие шутки, — не разжимая зубов, проговорила Марта. — Я ведь не просто так позвала тебя прокатиться.

— Понимаю. Девочка созрела. Я тебе помогу, и все будет просто отлично. Ты даже не представляешь…

— А как же твоя невеста? — насмешливо спросила она.

— Присаживайся. Сейчас я тебе все объясню, — нетерпеливо проговорил он.

Марта провела ладонью по волосам и уронила руку, коснувшись кончиками пальцев тяжести в правом кармане. Но с места не двинулась.

— Хочешь знать, — сказала она, — чего я сейчас хочу больше всего на свете?

— Догадываюсь, — Валентин перевернулся на бок и приподнялся, опираясь на локоть и не сводя с нее пристального взгляда.

— Не догадываешься. Я хочу, чтобы ты сгинул. Причем окончательно. Чтобы больше не поганил наш дом. Чтобы тебя вообще не было! Понятно?

Выкрикнув эти слова, она вдруг с отчаянием почувствовала, что весь ее план — полная чепуха. Ничего не получится.

— Что ты задумала, Марта? — с натянутым смешком произнес он. — Ну, бросишь ты меня здесь, а дальше? Что ты скажешь родителям? Что я утонул? Что высадился на берег и скрылся в неизвестном направлении? Кто тебе поверит? Не будь такой глупышкой — никуда ты от меня не денешься…

— Поверят. Ты всегда делал только то, что тебе в голову взбредет.

— Кто тебе это сказал? — Теперь он тянул время, исподлобья поглядывая на нее и что-то прикидывая в уме.

— Мама.

— Значит, сестра считает меня человеком, который способен на необдуманные поступки?

— Мне все равно, — сказала Марта, — что она о вас думает. И знать не хочу.

— И куда же, по-твоему, я должен отправиться? Дома все мои вещи, компьютер, документы… Послушай, давай договоримся — завтра же, как только мы вернемся в город, я уйду. Раз уж я всем в тягость. Сниму жилье и перееду. Тебя это устроит?

Он протянул руку — словно просил милостыню. Марта отшатнулась, отстегнула клапан заднего кармана и нащупала свернутую вдвое пачку долларов.

— Сейчас, — твердо сказала она, забывая о том, что от катамарана никакого толку. — Назад я с вами не поплыву. И с вещами вашими разберемся потом. Вот деньги — можете проваливать куда угодно.

Она скомкала купюры, швырнула на плед прямо перед его носом и добавила:

— Запомните твердо: если еще раз появитесь в нашем доме, я все равно вас убью.

— Вот, значит, как? — Он мельком покосился на доллары, потом все-таки поднял, неторопливо разгладил и сунул в нагрудный карман светлой рубашки. — Мы уже опять на «вы»? Ты это все сама придумала или богатенький мальчик Родя надоумил?

— Заткнись, — сказала Марта. — Заткнись, сволочь!

— А твой обожаемый кузен случайно не рассказал тебе, что ты всю жизнь прожила с чужими людьми?

Она молча смотрела. Ладони неожиданно стали влажными.

— Выходит, ты до сих пор ничего не знаешь, золотце мое? — в голосе Валентина зазвучало вкрадчивое сочувствие. — Ни того, как одну крохотную девочку бросила сразу после родов ее распутная мамаша, пьяная деревенщина, ни того, что твои приемные родители забрали тебя из приюта, потому что моя сестра Александра не хотела рожать сама, а твой будущий отец вбил себе в голову, что ему нужен ребенок?