Другие утверждают, что слово «лабиринт» происходит от слова «лабрис», обозначающее топор с двумя противоположно направленными лезвиями, который в те времена широко использовался на Крите, как плотничий инструмент и как боевое или церемониальное оружие. Двойной топор символизировал единство противоположностей Неба и Подземелья, а его топорище — это земля, связывающая воедино небесный и подземный миры. Поэтому лабрис — это и топор Зевса, и весь мир в целом, во всех его проявлениях. Лабрис, как и сам Зевс, и разрушительная сила, и созидательная. Он может умертвить быка, и он же превращает этого быка в божество, подающее людям жизнь.

Говорят, самый первый лабрис, появившийся в Критском Лабиринте, был выкован божественным кузнецом колченогим Гефестом по рисунку Дедала, который и на длинную ручку его насадил. Дедал так же по приказу Миноса вырезал изображения лабриса на основных камнях, лежащих в основании Лабиринта, а также на каменных плитах, из которых складывались несущие стены, и на колоннах, подпирающих потолки и крышу. Эти знаки имели магическое значение, показывая, что Лабиринт был не жилище и не крепость, а ритуальное «святилище двойного топора», обиталище божества с двойной секирой, символизировавшей два рога священного быка.

Историки Геродот и Плиний Старший оставили описание египетского лабиринта близ «города гадов» — Крокодилополя. То было колоссальное гранитное четырёхугольное здание, включавшее в себя 3000 комнат и еще более коридоров, расположенных большей частью под землёй. Эта необычайно огромная крепость представляла собой очень сложную систему разноуровневых коридоров и переходов, дворов, комнат и колоннад, такую запутанную, что посторонний человек никогда не смог бы найти в нем дорогу к выходу, ибо, незаметно для себя всегда бы оказывался на дорогах, ведущих к центру Лабиринта.

Говорят, что Дедал, получив от Миноса приказ создать на Крите Лабиринт, плавал в Египет и, поразившись искусству построенной по приказу фараона XII династии Аменемхета около 2200 г. до н. э. знаменитейшей крепости, построил в Кноссе Лабиринт, подобный египетскому. Хотя размеры Кносского Лабиринта были в 100 раз меньше египетского, он был сконструирован, как крепость, из которой нельзя найти выход, более искусно. Никто, кроме самого Дедала не знал даже наружной формы самого таинственного в Элладе здания, на кносских монетах Лабиринт изображался в виде концентрических окружностей, спирали или вложенных друг в друга квадратов.

Минос добивался, чтобы у всех людей Лабиринт так же, как и подземное царство мертвых, вызывал чувство непереносимого ужаса необычайной для зданий сложностью его планировки такой, что из него, как из Аида, невозможно выйти наружу. Кроме того, по приказу царя распространялись слухи о жестоких и загадочных церемониях, в том числе с человеческими жертвоприношениями, которые устраивались в самом центре этого таинственного и зловещего сооружения.

По приказу Миноса пользующиеся его доверием слуги раз в месяц открывали массивную дверь, запиравшуюся хитрыми запорами и замками, изготовленными тоже Дедалом, и впускали (чаще заталкивали силой) туда какого-либо человека, которого никто не будет искать. Немало по приказу Миноса его слуги схватили одиноких путников — чужестранцев и матросов, отставших от своих кораблей, и затолкали в Лабиринт. Приговоренных к смерти преступников запихивали в Лабиринт реже так, как у них обычно бывали родственники, так же и рабов использовали лишь в крайних случаях, ведь они имели хозяев и стоили денег.

О чудовищном человеке с мощным телом и бычьей головой вскоре узнали не только на Крите, но и на соседних островах, и на материковой Греции. Минос надменно объявил, что Лабиринт — это храм божества, имеющего человеческий вид ниже шеи и голову, похожую на бычью, и этому божеству необходимы человеческие жертвы. Это не вызвало особенного удивления у эллинов, ведь все божества в Египте, имевшего древнюю историю, были звероподобными, т. е. имели человеческие тела и звериные или птичьи головы.

112. Страшная дань крови [189]

Годы летели. Каждые девять лет афиняне продолжали снаряжать суда на остров ста городов, на которых отправлялись в последний скорбный путь семь пар их сыновей и дочерей, чтобы исчезнуть навсегда ужасном Кносском Лабиринте.

Народ глухо роптал, обвиняя во всем царя Эгея. Хотя некоторые, согласно преданию, расставаясь с детьми, чтоб меньше мучиться и страдать, придумывали сами для себя, что доставленную на Крит афинскую молодежь, губил в Лабиринте не чудовищный Минотавр, а они сами себя губили, блуждая и не находя выхода. Лабиринт, якобы, был просто критской тюрьмой, в которой страшным было только то, что заключенные не могли найти выход из нее. Хоть, Минотавр, как сказано у Еврипида, был «Пород смешенье двух, урод чудовищный и быка, и мужа естество двоякое», но человеческим мясом он не питался, а юношам лишь следовало лучше путь в Лабиринте запоминать. Те из афинян, кто считал себя особенно хитроумным, предлагали отправляемым на Крит юношам и девушкам постоянно рукой стены касаться, тогда из любого лабиринта можно найти выход наружу. Возможно, это и так в случае плоского лабиринта, но Лабиринт Дедала был многоуровневым и в этом заключалась одна из его коварных особенностей.

По словам прилежного и крупнейшего из аттидографов Филохора, написавшего 17-ти книжную историю Афин, критяне тоже говорят, что Лабиринт был обыкновенной тюрьмой, где заключенным не делали ничего дурного и только караулили их, чтобы они не убежали, и что Минос устраивал гимнические состязания в память об Андрогее, а победителю давал в награду афинских подростков, до поры содержавшихся под стражею в Лабиринте. На первых состязаниях победил военачальник по имени Тавр, пользовавшийся тогда у Миноса величайшим доверием, человек грубого и дикого нрава, обходившийся с подростками высокомерно и жестоко.

Универсальный ученый и философ Аристотель в «Государственном устройстве Боттии» также совершенно ясно дает понять, что не верит, будто Минос лишал подростков жизни: они, полагает он, успевали состариться на Крите, неся рабскую службу. Некогда критяне, исполняя старинный обет, отправили в Дельфы своих первенцев, и среди посланных были потомки афинян. Однако переселенцы не смогли прокормиться на новом месте и сначала уехали за море, в Италию; они прожили некоторое время в Иапигии, а затем, возвратившись, обосновались во Фракии и получили имя боттийцев. Вот почему, заканчивает Аристотель, боттийские девушки во время жертвоприношений иногда припевают: «Пойдемте в Афины!».

В аттическом театре Миноса неизменно поносили и осыпали бранью, ему не помогли ни Гесиод, назвавший его «царственнейшим из государей», ни Гомер, говоривший, что он собеседовал с самим Кронионом. Однако эти прославленные поэты имели в виду рожденного Европой от Зевса Миноса Первого, бывшего царем-законодателем, справедливые установления которого и его брат судья Радамант соблюдает. Трагики же, выливали с проскения и скены целое море хулы