Он отрывается от моих губ, чтобы осыпать поцелуями подбородок, а затем и шею. Я зарываюсь руками в его волосы, и он делает то же самое с моими, швыряя шпильки на пол, отчего мои темные локоны свободно падают на спину. Когда он возвращается к моим губам, я подношу руку к его груди и просовываю ее в расстегнутый ворот рубашки, лаская его мышцы. Он напрягается, затем слегка отстраняется и ловит мой взгляд, всем видом выражая невыносимое желание. Я чувствую то же самое и хочу поскорее добраться до главного. Но короткой паузы мне достаточно, чтобы услышать тихий голос, который пытается вопить то, о чем молчать я не могу.

Я тяжело сглатываю, отодвигаюсь на дюйм и головой упираюсь в корешки книг.

– Эллиот, я не смогу снять твое проклятие, – шепчу я.

Он упирается руками в книжную полку и прижимается своим лбом к моему.

– Нет, моя дорогая Джемма. Я бы и не смел тебя об этом просить.

– Тогда… что будем делать? Что это значит для нас?

– Я знаю, что делать. – Его голос полон решительности.

Мои глаза расширяются.

– Ты собираешься… снять его сам? – Я с трудом заставляю себя сосредоточиться. Он собирается снять свое проклятие сам. И пожертвовать неблагой формой. Меня наполняют ужас, благоговение и благодарность.

Он кивает.

Слезы щиплют мне глаза.

– Ты уверен?

– Никогда в жизни не был ни в чем так уверен.

Он наклоняется ближе, и я завладеваю его губами. Желание возвращается, и прежде я ничего подобного не чувствовала, оно приумножается от осознания того, что он готов пожертвовать тем, что ценит больше всего… ради меня. Ради неожиданно обретенной нами любви. До встречи с ним я отказывалась верить в любовь. В романтику. Даже когда во время вальса признала свое растущее чувство, я смирилась с тем, что отпущу его, ведь думала, что король-волк никогда не станет моим, даже если снимет проклятие. Но теперь… передо мной открываются возможности, о которых я и не мечтала. Он мой. Он любит меня. Он собирается снять свое проклятие.

Мое сердце воспаряет, когда бьется напротив его груди, я ощущаю его стук каждой клеточкой своего существа. Наши поцелуи замедляются, становясь мягче, нежнее. Эллиот проводит своим языком по моему в томной ласке, вызывая у меня стон. И я знаю, что на этом мы должны закончить. Нужно оседлать волну снижающегося темпа, отступить и пожелать друг другу спокойной ночи.

Он будто тоже это понимает, мягко касается моих губ своими, но не отстраняется. Пока что. Мое сердце замирает в предвкушении, что именно так он и поступит – притормозит. Но я не готова отпустить его даже на одну ночь. Не тогда, когда по моим венам течет жаркое желание такой силы и пульсирует при каждом ударе сердца.

– Отведи меня в свою комнату, – шепчу я ему в губы.

Он замирает и напрягается.

– Уверена?

Мои губы растягиваются в ухмылке, и я повторяю его собственные слова с легким намеком на насмешку:

– Никогда в жизни не была ни в чем так уверена.

Отвечая на мою улыбку, он берет меня за руку и выводит из библиотеки. Пока мы следуем по темным коридорам, сердце переполняет волнение, я чувствую себя моложе, чем в день, когда впервые влюбилась. Но сейчас ощущение другие. Эллиот привносит что-то новое, то, чего я до него не чувствовала, – связь, которой мне не хватало с Освальдом и предыдущими увлечениями.

Мы подходим к двери, находящейся недалеко от библиотеки, и он толкает ее, распахивая. За ней просторная спальня со стоящей по центру аккуратно застеленной кроватью, бархатными коврами вокруг нее и ярким огнем в камине. Он закрывает за нами дверь и смотрит на меня с застенчивой улыбкой. Благодаря ей он тоже кажется моложе, словно и он чувствует отголосок первой любви, который так опьянил меня.

– Моя комната, – сообщает он, и его щеки заливает краска.

– Я так и поняла. – Мой голос дрожит.

Теперь, когда мы в его спальне, меня охватывает то же чувство застенчивости, которое, похоже, овладело им. Но желание остается, оно пронизывает меня от кончиков пальцев до головы. Однако теперь оно мягче, слаще. Я поворачиваюсь к нему лицом, кладу руки ему на плечи и смотрю ему в глаза.

Я ожидаю, что он накроет мои губы своими, но он колеблется.

– Я должен тебе кое-что сказать, – говорит он, и краска растекается от его щек до шеи.

Я хмурю брови.

– В чем дело?

Он морщится, будто опасается того, о чем скажет.

– Я никогда, – он прочищает горло, – не брал себе пару, находясь в благой форме.

Я подавляю порыв рассмеяться, понимая, что этим смущу его только сильнее. Поэтому вместо этого улыбаюсь.

– Во-первых, ты вообще не будешь меня брать, ты займешься со мной любовью. Во-вторых, я помогу тебе… познакомиться с занятиями любовью.

Его губы расплываются в озорной улыбке, а тело расслабляется. Наклонившись к моему уху, он говорит:

– Скажи мне, что тебе нравится.

Я целую его в подбородок, а затем в мочку уха.

– Раздень меня.

Он отстраняется, чтобы посмотреть на мое платье, которое вынудил меня надеть. И приподнимает бровь.

– Я не очень разбираюсь в платьях.

Я медленно поворачиваюсь, чтобы он рассмотрел завязки.

– Хорошо, – говорю я. – Не люблю торопиться.

Он кладет руки мне на плечи, затем скользит ими вниз по спине, пока не добирается до нижней части платья, где располагаются застежки. Несмотря на то что у него мало опыта в раздевании женщин, он с легкостью справляется с застежкой, работая в тишине и своим дыханием щекоча мне затылок. Затем, когда спина полностью обнажена, он просовывает руки под ткань и проводит ими по моим плечам, аккуратно снимая платье. Еще один рывок за юбки, и наряд падает на пол лужицей из шелка и кружев. Я наклоняю голову, чтобы встретиться с ним взглядом, но не делаю ни малейшего движения, чтобы закрыться.

– Что еще тебе нравится? – спрашивает он, целуя меня в шею.

Мое дыхание учащается, когда я беру одну из его рук в свою и прикладываю его ладонью к своей груди. Другая его рука лежит на моем животе, и я увожу ее вниз, к чувствительному месту между бедер. Он прижимается ко мне сзади, губами прижимаясь к ключице. Я чуть откидываю голову, чтобы дать ему больший доступ, и закрываю глаза, когда его пальцы распаляют огонь, порхая в чувствительных местах мучительно и медленно.

Ноги начинают дрожать, колени слабеют, и с моих губ срывается стон. Его хватка на мне усиливается, и