– Я так понимаю, ты больше прятался, чем искал меня, потому что я искала тебя большую часть часа.

Он заходит в библиотеку и медленно направляется ко мне.

– Прости, – искренне произносит он. – Я больше не мог сегодня притворяться. Мои губы разорвались бы пополам, если бы мне пришлось выдавить еще одну улыбку. Кроме того, я не видел тебя после нашего танца. И уже начал волноваться.

Я бросила на него быстрый взгляд.

– Я была рядом. И у меня сложилось впечатление, что ты прекрасно притворяешься. – Ненавижу горькую нотку в своем тоне, не знаю, как она туда попала.

– Имоджен поверила?

Я с трудом сглатываю, от страха у меня сводит живот.

– Поверила. Что подводит меня к причине, по которой я тебя искала.

– Не надо, – просит он, зажимая переносицу. – Дай немного отдохнуть от Имоджен Коулман.

Я пожимаю плечами.

– Это ты о ней заговорил. И нужно обсудить кое-что важное…

– Пожалуйста. – Он ловит мой взгляд и кажется измученным и опустошенным. Внешним проявлением того, что я чувствую внутри. – Пускай минуту здесь будем только мы.

Я не понимаю, что он имеет в виду, но я прикусываю язык.

Он откидывает голову назад и закрывает глаза, как будто наслаждаясь тишиной. Когда он выпрямляется, его губ касается легкая улыбка. И он медленно протягивает мне руку:

– Могу я пригласить тебя на танец?

Мой пульс учащается, но я убеждаю предательское сердце не присоединяться к нему.

– Танцы закончились, мистер Рочестер.

– Ублажи меня, – произносит он глубоким и рокочущим голосом. Но еще в нем слышатся усталость и игривость. – Ты заставила меня танцевать и разговаривать с людьми, которых мы оба ненавидим. Это меньшее, что ты можешь сделать.

Я скрещиваю руки на груди.

– Я думала, что меньшее, что я могу сделать, это потанцевать с тобой в первый раз.

Элллиот ничего не говорит, лишь протягивает руку, а его улыбка превращается в коварную ухмылку.

Из-за его ухмылки мои губы подрагивают в ответ, и я не могу заставить себя игнорировать его. Я ворчу, но кладу свою руку в его и позволяю ему притянуть меня ближе. Мы сразу сокращаем пространство, которое сохраняли на публике, его грудь касается моей, он обнимает меня за талию и кладет руку на спину. Наши ладони прижимаются друг к другу, и он переплетает свои пальцы с моими, чего на людях делать было ни в коем случае нельзя. На самом деле нам бы не следовало этого делать и сейчас, но я слишком устала, чтобы переживать, слишком истощена, чтобы спорить или думать, что все это значит. Достаточно того, что мне нравится находиться к нему так близко. Я кладу голову ему на плечо, и он медленно кружит нас под музыку наших бьющихся сердец. Мы не танцуем ни вальс, ни польку, но раскачиваемся в естественном ритме, что, я уверена, во время танца делают только фейри.

Незаметно для себя я свободной рукой скольжу от верхней части его плеча к задней части шеи и останавливаюсь, только когда добираюсь до затылка. Он нежно зарывается щекой в мои волосы, и его теплое дыхание касается моего уха. Эллиот притягивает меня ближе, рукой блуждая по моей спине, пока кончики пальцев не дотрагиваются до обнаженной кожи. От ощущения прикосновения его теплой кожи к моей мой пульс учащается. Не могу перестать задаваться вопросом, насколько теплее было бы, если бы он касался моей спины не только пальцами, а водил по ней всей рукой. И не только по спине. Везде.

Он делает глубокий вдох, и когда говорит, то его низкий голос пробирает меня до костей:

– Почему от тебя всегда пахнет горным воздухом и снегом? Как от того, что я люблю.

Любовь. Это слово заставляет мое сердце трепетать, и я сжимаю его шею пальцами.

Слегка отстраняюсь и встречаюсь с ним взглядом. Нежность в его взгляде снова заставляет мое сердце колотиться, но вместе с тем приходит внезапное смущение. Теперь я прекрасно осознаю – и его присутствие, и то, как мы близки, и что я делаю. Я понимаю, чем бы хотела с ним заниматься и как сильно жажду от него большего. И от этого напрягается каждый дюйм моего тела. Он берет паузу, выдерживает мой пристальный взгляд, и в его глазах плещется беспокойство. Он размыкает губы, словно собирается заговорить. Но прежде чем он успевает издать хоть звук, я вырываюсь из его объятия, отступаю на шаг и собираю остатки самообладания.

– Я достаточно тебе потакала, – выпаливаю я, стараясь сделать так, чтобы голос звучал ровно. – Пришло время поговорить о том, что будет дальше.

Он словно хочет поспорить, но потом закрывает глаза. Кивая, он покорно вздыхает и направляется к одному из кресел. Опускаясь в одно из них, он жестом приглашает меня присоединиться.

Я отказываюсь. Вместо этого упираю руки в талию и останавливаюсь от него в нескольких шагах. Расстояние кажется слишком большим, но так необходимо. Я не могу себе доверять, когда он настолько близко.

Похоже, это его беспокоит, его глаза выражают беспокойство, лицо бледнеет.

– В чем дело?

Защищая свое сердце от слов, которые я должна произнести, я рассказываю ему все.

Глава XXXV

К тому времени, как я заканчиваю говорить, выражение лица Эллиота становится убийственным.

– Жениться на ней, – цедит он сквозь зубы. – Я должен… жениться на ней?

– Да, – признаю я, заставляя себя сохранять самообладание.

Он встречается со мной взглядом и сжимает руки в кулаки.

– Разрабатывая этот план, ты ни разу не упоминала, что мне придется жениться на этой девушке. Ты уверяла, что она снимет проклятие, и мне больше не придется ее видеть.

– Я правда в это верила. – Мне хочется показать, что я раскаиваюсь, но в голосе лишь пустота, как и в душе.

– Ты знаешь, что это значит? Она хочет, чтобы я дал клятву, которая не позволит ее бросить. Если я это сделаю, то заключу брак не просто на бумаге. Фейри связаны обещаниями, которые дают. Я буду привязан к этому человеку всю жизнь.

От того, как он выделяет слово «человек», во мне вспыхивает раздражение, прогоняющее апатию. Я скрещиваю руки на груди и отставляю бедро.

– Прости. Я знаю, брак с человеком – это последнее, чего ты хотел.

– Жениться на ней – вот последнее, чего я хотел! Ты сама это знаешь… ты же это и организовала.

Я вскидываю руки в воздух.

– Что мне еще сделать, Эллиот? Если бы я могла осуществить наш план