конце концов, это был несчастный случай! Мы пристанем к Святому острову, у мыса Ллин, там служит приходским священником один мой старый кузен – Притчарды знавали и лучшие деньки, зять, – и похороним его там. Это был несчастный случай, только и всего. Выше голову! Вы с Нест еще вернетесь, а я доживу до тех времен, когда вы наводните Бодоуэн целым выводком детей!

– Никогда! – промолвил Оуэн. – Я последний мужчина в роде, сын убил своего отца!

Нест вышла в теплом плаще с узлом в руках. Эллис торопил их с отплытием. Они затушили огонь и заперли дверь на замок.

– Нест, душенька моя, давай я понесу твой узел и помогу тебе спуститься по лестнице.

Муж ее лишь склонил голову и не произнес более ни слова. Нест передала отцу узел (в котором были увязаны те вещи, что он распорядился взять), а другой сверток мягко, но решительно прижала к груди.

– А его я никому не отдам, – прошептала она.

Отец не понял ее, но муж догадался и сильной рукой обнял ее за талию и благословил.

– Мы уйдем вместе, Нест, – сказал он. – Но куда?

И посмотрел на терзаемые ветром грозовые тучи, громоздящиеся на мрачном небе.

– Ночь будет ненастная, – предостерег Эллис, обернувшись к спутникам. – Но ничего, шторм мы выдержим!

И направился было к тому месту, где поставил на якорь лодку, но потом замер и призадумался.

– Подождите здесь! – велел он Нест и Оуэну. – Вдруг я кого встречу и мне придется вступить с кем-то в разговор. Посидите здесь тихо, пока я за вами не приду.

И они уселись, прижавшись друг к другу, на повороте тропинки.

– Дай мне взглянуть на него, Нест! – попросил Оуэн.

Она размотала шаль, которой был укутан ее мертвый сын; долго и нежно глядели они на его восковое личико, затем поцеловали младенца и благоговейно снова завернули его в шаль.

– Нест, – наконец заговорил Оуэн, – мне привиделось, будто дух моего отца сейчас пролетел над нами и склонился над нашим бедным малюткой. И будто дух нашего чистого, невинного дитяти благополучно довел дух моего отца путями небесными до райских врат, ускользнув от тех проклятых адских псов, что ринулись с севера, преследуя души умерших.

– Не говори так, Оуэн, – взмолилась Нест, прильнув к нему в темноте рощи. – Кто знает, вдруг сейчас нас слышат призраки?

Они безмолвствовали, охваченные неописуемым ужасом, пока не услышали громкий шепот Эллиса Притчарда:

– Где вы? Идите сюда, но тише, без лишнего шума! Здесь только что были люди, в имении сбились с ног, ищут сквайра, хозяйка напугана.

Они быстро спустились к маленькой гавани и сели в лодку Эллиса. Волны вздымались и опадали даже здесь, под защитой скал, а рваные тучи проносились над головами, взволнованные и беспокойные.

Они вышли в залив, по-прежнему храня молчание; только Эллис время от времени нарушал его, отдавая какой-нибудь приказ, ибо он взял на себя управление лодкой. Они подплыли к скалистому берегу, где Оуэн оставил свой маленький парусник. Но он исчез. Конец развязался, и лодку унесло ветром.

Оуэн сел и закрыл лицо руками. Последнее событие, сколь бы естественным и легко объяснимым оно ни было, произвело на его возбужденный, суеверный ум необычайное впечатление. Он надеялся достичь известного примирения, похоронив отца и своего сына в одной могиле. Однако теперь ему представлялось, что прощение невозможно, что отец его даже в смерти восстал против такого мирного союза. Эллис же смотрел на дело практически. Если тело сквайра обнаружат в плывущей по волнам без руля и без ветрил лодке, которая, как известно, принадлежала его сыну, то на Оуэна падут ужасные подозрения. В какой-то миг Эллису пришла мысль, не убедить ли Оуэна похоронить сквайра в «могиле моряков», иными словами, зашить его тело в парусину и, хорошенько нагрузив этот «саван» камнями, упокоить тело сквайра в пучине. Однако он не решился предложить такие похороны, опасаясь столкнуться с ожесточенным сопротивлением зятя; хотя, если бы тот согласился, они могли бы вернуться в Пен-Морфу и спокойно ожидать, чем кончится дело, будучи уверены, что рано или поздно Оуэн вступит в права наследования; а если бы Оуэна слишком сильно потрясло произошедшее, Эллис посоветовал бы ему ненадолго уехать и вернуться, когда улягутся пересуды и сплетни и вновь воцарится мир.

Но теперь все изменилось. Им необходимо было на время покинуть страну. Этой ночью им придется прокладывать себе путь по бушующим волнам. Эллис не испытывал страха – во всяком случае, перед Оуэном, каким тот был неделю, даже день тому назад, – но как быть с нынешним Оуэном, отчаявшимся, обезумевшим, затравленным судьбой?

То взлетая на гребнях волн, то низвергаясь вниз в своей утлой лодке, они исчезли во тьме, и никто их больше не видел.

Поместье Бодоуэн со временем обратилось в открытые всем ветрам и дождям мрачные руины, а землями Гриффитсов ныне владеют саксы.

Два брата

Моя матушка была замужем дважды. О своем первом муже она ничего не рассказывала, и то немногое, что мне известно о нем, я узнал от других. Она вышла за него совсем юной, едва ей минуло семнадцать; да и он едва достиг двадцати одного года. Он взял в аренду небольшую ферму в Камберленде – в той части, которая лежит ближе к морю, – но, вероятно, был еще слишком молод и неопытен и не умел как следует распорядиться землей и скотом; так или иначе, дела у него не ладились, он занедужил и на третьем году брака умер от чахотки; и матушка в двадцать лет осталась вдовой с маленькой дочкой, которая только училась ходить, и с фермой, за которую еще четыре года нужно было платить аренду, притом что стадо к тому времени сильно уменьшилось: часть коров передохла, а часть пришлось продать одну за другой, чтобы расплатиться с самими неотложными долгами; денег вечно не хватало, и докупить скот было не на что – не на что было купить даже скромное пропитание. Между тем матушка ждала еще одного ребенка – ждала, надо думать, с большой тревогой и печалью. Близилась страшная, одинокая зима, на многие мили окрест ни души; и тогда сестра пожалела ее и приехала к ней пожить, и вместе они как могли растягивали каждый с трудом добытый пенс. Я не знаю, почему судьбе было угодно, чтобы моя малютка-сестра, которую мне не довелось увидеть, внезапно заболела и умерла, только всего за две недели до рождения Грегори кроха слегла со скарлатиной и через несколько дней отдала богу душу. Это несчастье переполнило