Шрифт:
Закладка:
— И что вы хотите за своё покровительство?
— Как и прежде, миледи. Вашей благосклонности.
Я ошарашенно тряхнула головой, едва не расхохотавшись. Серьезно? После всех этих издевательств и пыток, после того, как он сам признал, что во мне не осталось и половины былой привлекательности? Ширма, очередная красная тряпка, чтобы отвлечь мое внимание от более важного.
— У вас уже есть супруга, — напомнила я единственный не связанный со мной аргумент.
— Умоляю, она давно уже слаба здоровьем, её дни сочтены. Кроме того, я не настолько честолюбив и понимаю, что не гожусь в короли-консорты. Наша связь может быть гораздо неформальнее и интимнее, а ряд неудобств, связанных со статусом, вполне компенсируются долей в прибыльных предприятиях, земельными угодьями и герцогским званием. Вы же станете свободной женщиной, выберите в мужья хоть своего любимчика Карла, хоть иностранного принца, мне плевать.
— Тогда зачем вам вообще эта «благосклонность»? Титул и деньги позволят вам выбирать из лучших женщин Лидора.
Он усмехнулся и взгляд его стал жестким:
— А как же чувства, Сюзанна? Я мужчина, а вы — женщина, позволившая себе не просто гордыню. Насмешку. Издевательское снисхождение. Унизительную жалость. Если хотите корону, вам придется встать передо мной на колени и сделать так, чтобы я искренне захотел уничтожить ваших врагов.
Его трость скользнула по моей лодыжке, поднялась к колену, затем к бедру, оголяя ногу все выше и выше. Взгляд канцлера скользнул по задранным нижним юбкам, серым шерстяным чулкам, подхваченным простыми тканевыми подвязками. Глосси недовольно поморщился: слишком просто и неизящно, да? Мне стоило неимоверного усилия удержаться на месте и не влепить ему пощечину.
— Этого мало.
Трость замерла на месте, он с усилием оторвался от созерцания моей ноги и поднял голову.
— Полное оправдание для моего отца, — произнесла я сухо. — Документальные подтверждения того, что Фердинанд состряпал обвинение незаконно. Вы можете это устроить?
— Возможно, — недоверчиво прищурился он.
— Так не пойдет, мне нужна определенность.
— Хорошо: у меня есть доказательства его невиновности.
— Какие именно?
— Письма, записки, протоколы, в конце концов, если до этого дойдет, я могу дать показания сам.
— Я хочу увидеть бумаги. Убедиться, что вы не лжете мне, как… — я сглотнула, проклиная себя за то, что сейчас произнесу, — как солгал Штрогге.
— Вы не в том положении, чтобы требовать хоть что-то, дорогая, — мягко улыбнулся канцлер. — Поэтому я хочу получить оплату вперед, дело слишком рискованное.
— И вы не боитесь, что я расскажу об этом разговоре дяде?
— Ваше слово против моего. Он вам просто не поверит, ему невыгодно вам верить, а Штрогге слишком хорошо оценивает реальные шансы, чтобы встать на вашу сторону окончательно. Мой же интерес прозрачен, более честного союзника, чем я, у вас просто нет, а времени осталось совсем немного. Впрочем, решать вам.
Он убрал трость и откинулся назад. Довольно облизнулся, точно кот, сожравший миску сметаны. Я же неторопливо поправила юбку, расправила плечи и, наклонившись к канцлеру, выдохнула:
— Пошел ты в задницу, Фредерик Глосси. Я лучше сдохну в канаве, отдаваясь нищим и пьяницам, чем лягу с тобой.
По его лице пробежало облачко удивления, тут же сменившееся разочарованием и злостью.
— У вас обязательно будет такая возможность, фрои, — холодно произнес он и три раза от души стукнул тростью в стенку. Повозка остановилась, канцлер распахнул дверцу:
— Проваливайте. Живо.
Я не заставила его повторять дважды и соскочила на дорогу. Ноги тут же погрузились в грязь едва не по щиколотку, подол платья намок и отяжелел, в нос ударил тяжелый запах нечистот. Случайные прохожие уставились на повозку недобрыми взглядами.
— Если передумаете, вы знаете, где меня искать, — бросил мне вслед Глосси.
— Мразь!
Я с грохотом захлопнула дверцу и еле успела отскочить в сторону, так лихо возница тронулся с места. Увы, от брызг увернуться не удалось: руки, лицо и платье покрылись черными пятнами. Свистнула плеть, кони обиженно заржали, и через минуту экипаж скрылся из виду.
— Что, детка, неудачный клиент? — сочувствующе-издевательски поинтересовалась какая-то женщина, подходя ко мне и протягивая грязный, как смерть, платок. Её волосы были собраны в небрежный пучок, лицо выбелено мелом, на губах горела ярко-алая помада, глаза грубо подведены углем. Декольте её платья, несмотря на холод и ветер, едва прикрывало груди, а подол юбки был подколот бантом, открывая ногу до колена. — Так с благородных только вперед плату, они те еще обманщики.
Некоторое время я оторопело смотрела на нее, пытаясь справиться с душившей меня яростью и чувством бессилия.
— Как пройти отсюда к рыночной ратуше? — наконец выдавила я из себя.
— О, так ты там работаешь? То-то я смотрю, не местная. Чистенькая да свежая. И пахнешь, как весна, — шлюха с силой ухватила меня за плечо и, развернув, в противоположную от экипажа сторону, подтолкнула в спину: — Туда иди, а тут не отирайся, у нас чужих не любят. Своим бы работы хватило.
Мне не осталось ничего другого, кроме как подобрать юбки и упрямо зашагать в сторону дома.
Глава 30. Ками
— Леди Камилла, к вам гость.
— Я никого не принимаю, — Ками перевернула страницу книги, не поднимая глаза на служанку.
— Я так и сказала, миледи. Он все-равно настаивает, просил передать карточку.
На медном подносе действительно обнаружился аккуратный белый прямоугольник с темной надписью. Ками бегло пробежала взглядом по имени:
— Не принимаю, — и вернулась к чтению.
Служанка смущенно кашлянула в кулак.
— Ну что еще?
— Велено передать, что если вы откажете, то он будет дожидаться вас на пороге столько, сколько потребуется, чтобы поговорить лично.
Ками подавила тяжелый вздох, отложила книгу и с тоской уставилась в окно, за которым разгорался поистине чудный весенний день.
— Хорошо. Проси. Чай подавать не надо, долго наша встреча не продлится.
Служанка сделала торопливый книксен, а вскоре на её месте оказался фаворит его величества собственной персоной.
Ками вежливо встала, слегка склонила голову, но руки не подала.
— Спасибо, что позволили нарушить ваше уединение, — поклон амарита был предельно выверенным и элегантным. — Вы в трауре? — его взгляд скользнул по её черному платью, простой прическе, шее, лишенной украшений.
— Как и вы. Чему обязана?
Она
