что нужное нам заведение словно существовало посередине пространства. Все постройки, включая основной дом в колониальном стиле, стояли как будто под углом в сорок пять градусов к дороге, хаотично набросанные рукой сеятеля в поле. Даже если человек поступал сюда здоровым, само расположение уже могло свести с ума перфекциониста.

Название полностью себя оправдывало: сосен вокруг действительно было немало, хоть и располагались они случайно, как сломанные пугала, торчащие из замерзшей земли.

Диккенс, вытянув шею, пыталась увидеть путь к зданиям, но дорога вела нас мимо них. Когда полицейская уже начала высматривать пропущенный, казалось, поворот в зеркале заднего вида, мы обе одновременно заметили в густо растущих соснах крохотный деревянный указатель на проселочную дорогу. Деревья стояли так плотно, а колея была настолько узкой, что Диккенс даже пришлось включить фары, хотя было еще очень рано.

Так же внезапно, как появился нужный нам поворот, лес стал реже, и мы оказались на широкой подъездной аллее, в конце которой виднелись колонны главного здания. Как мы не видели их с шоссе, было непонятно, но мы словно пробирались к Кэтрин Харди через какой-то потусторонний портал.

Вероятно, на дороге стояли видеокамеры, потому что у крыльца нас уже ждали. Невысокая, среднего роста и возраста женщина с внешностью доброй нянюшки, с фартуком поверх бледно-розового платья и в наброшенном на плечи старомодном сером пальто, переминалась на заледеневшей дорожке с ноги на ногу в домашних туфлях. Рядом с ней стоял высокий мужчина с короткой стрижкой и в форме санитара, которому, казалось, температура на улице была не страшна. Мужчина выглядел абсолютно бесстрастно и присутствовал, по всей видимости, на случай непредвиденных событий. Женщина же явно была главной, она уверенно двинулась к нашей машине, широко улыбаясь.

– Мисс Стоун, – ласково приветствовала она. – Добро пожаловать в «Сосновый приют»!

На секунду мне подумалось, что все это тщательно продуманный план и меня привезли в это место не в качестве гостя, а в качестве жильца.

– Вы к нашей дорогой миссис Харди, верно? Она очень обрадуется, у нее нечасто бывают гости. Я директор Хокинс, приятно с вами познакомиться. – Она ворковала так, словно мы приехали в пятизвездочный спа.

Диккенс тоже вышла из машины, я представила ее директрисе, назвав звание, на что та отреагировала так же безмятежно, словно полицейские в компании местных визитеров были самым обычным делом, и пригласила нас внутрь.

Главное здание «Соснового приюта» походило на классические минеральные курорты Европы начиная с самих запахов. Весь женский персонал был одет в разные фасоны и оттенки розового цвета, в то время как мужчины носили чисто больничное голубое. Возможно, это требовалось для упрощенной идентификации местными жителями. Парочку из них провезли мимо нас с Диккенс на креслах-каталках, и внешне они никак не отличались от обычных пенсионеров.

Хокинс предложила нам небольшую экскурсию по «Сосновому приюту», но мне не терпелось увидеть Кэтрин, поэтому меня сразу проводили в светлую гостиную на первом этаже, в которой за небольшим столом двое стариков играли в шахматы, четверо старушек в ярких кардиганах вязали, сидя на двух нарядных, обитых шелком цветастых диванах, смешанная толпа стариков и старушек у огромных окон всматривалась в довольно унылый пейзаж поздней осени. Тихо играл свинг из магнитолы, и картинка могла бы даже сойти за идиллическую, если бы практически у каждого старика или старушки не дежурил на расстоянии вытянутой руки санитар с сильными мужскими руками. Вели же себя все абсолютно нейтрально.

К одной из наблюдательниц за промозглой погодой и, как выяснилось, за несколькими любителями погулять со своими санитарами меня и подвела Хокинс, передала санитару, быстро ему что-то шепнув, и ушла водить Диккенс по зданию. Брошенный напоследок обреченный взгляд полицейской был очень красноречивым.

Кэтрин Харди сидела в бежевом ротанговом кресле с подушками в цветочек. Бледно-голубое классическое платье-карандаш не слишком утягивало ее и без того стройную фигуру. Такая же голубая кофта поверх была расстегнута, но подобрана безупречно в тон. Тонкая жемчужная нить на шее, пара колец, включая обручальное. И удивительной красоты длинные, до груди, светлые волосы, которые в окружении светлых тонов гостиной и одежды делали ее похожей на фею из сказки.

Она смотрела в окно, когда я подошла к ней, и даже не моргнула, когда собой загородила ей половину обзора. Санитар пришел ко мне на помощь.

– У вас посетитель, миссис Харди, – сказал он таким скорбным голосом, будто сообщал неутешительный диагноз.

Кэтрин медленно перевела взгляд со старика с ходунками за окном на меня. Глаза ее были почти прозрачными, словно их съела катаракта. Она улыбнулась, и я чуть не онемела от того, какой она была красивой в этот момент и насколько еще более красивой, вероятно, была в молодости. Я не находила ничего общего между ней и Генри, кроме открытой и совершенно неотразимой улыбки, которой и он встретил меня в первый раз.

– Добрый день, – проговорила она ласковым, певучим голосом из мелодрам по книгам Сидни Шелдона.

Санитар подтащил еще одно кресло поближе к ней, и я села.

– Миссис Харди, меня зовут Маделин Стоун, – засуетилась я.

– Ма-а-а-а-де-лин, – протянула она, словно узнала. – Как хорошо, что вы приехали.

Хотя ее слова и лицо выражали максимальное дружелюбие, ее стеклянную отстраненность невозможно было не заметить. А отвечать на эту кукольную радость вопросами о мертвой дочери казалось нелепым.

Несколько минут мы говорили о ее жизни в «Сосновом приюте». Кэтрин все устраивало, она со снисхождением императрицы иногда махала рукой в сторону санитара, упоминая с благодарностью о персонале. Когда я спросила о том, есть ли у нее здесь друзья, она на долю секунды сморщила нос, но тут же взяла себя в руки и назвала пару женских имен, при упоминании которых санитар устало вздохнул: возможно, никаких подруг у Кэтрин не было, и она почему-то решила придумать их для меня на ходу.

Явная ложь с ее стороны дала мне моральное право задать неудобный вопрос:

– Вы давно живете здесь, миссис Харди?

Она посмотрела в окно своими стеклянными глазами и кивнула в ответ.

– Вам не хочется вернуться домой?

Санитар за спиной Кэтрин предупредительно поднял палец: осторожно.

Морщина между бровей Кэтрин залегла чуть глубже.

– Мне нельзя возвращаться.

– Почему? – мягко напирала я.

Санитар слегка развел руки и повернул ладони вверх, как бы спрашивая, какого черта я вытворяю. Кэтрин перевела на меня усталый взгляд.

– Там больше ничего хорошего.

– А Генри?

Она снова отвернулась к окну:

– Генри я не нужна.

Возникла тягостная пауза: возразить на это было нечего.

– Вы часто думаете о своей семье? – Я в самом деле не знала, как еще свернуть на нужную мне тему.

– Вы что, внебрачная дочь моего бедного мужа?

Она сказала это так естественно и просто, глядя мне прямо в глаза, что я на несколько секунд лишилась дара речи, до