же ты ловкая, — он слегка нахмурился, надевая кольцо. — Могла бы дорого продать его какой-нибудь девице до полуночи. Гарантирую, это бы действительно вывело меня из себя.

— А хорошая идея, надо воспользоваться…

Белобрысый резко вскинулся, Кьяра не успела ничего предпринять. Девушка упала на пол, приземлившись на колени и выставленные вперед ладони, и почувствовала, как на шее, ниже затылка, сомкнулись пальцы. Резкая боль, шейные позвонки сдавлены железной хваткой.

— Бесит слушать подобное от тебя! — прорычал Эридан, склонившись над ней.

Музыка оборвалась, вторая танцовщица взвизгнула, разговоры за столом смолкли.

— Эридан! — голос Элледина звучал встревожено. — Успокойся! Это же Кьяра! Ты делаешь ей больно!

Пальцы не разжались, и тифлингесса, хоть и не видела лица альбиноса, почти не сомневалась, что глаза у него красные, как вино, ударившее в голову. Она услышала злой шепот, прямо в ухо:

— Зачем ты это сделала? Я отпущу, когда скажешь.

— Я хотела пошутить…

— Что?

Пальцы разжались, выпустив из хватки, и девушка поспешила растереть шею.

— Простите, Ваше Величество, это была неудачная шутка, я заигралась.

— Шутка и правда неудачная, — немного грустно сказал Эридан.

Он сидел на полу рядом с девушкой. Затем грозно сказал гвардейцам, пожирающим сцену любопытными глазами:

— Чего пялитесь? Вино, всего лишь вино.

— Лучше оставайся трезвенником, — проворчал Элледин.

Тифлингесса встала, как ни в чем ни бывало отряхнула платье. Словно и не было этой кошмарной сцены.

— Я очень плохо понимаю шутки, ты же знаешь — спокойно сказал эльф и притянул к себе, чтобы снова примостилась на коленях. — Будешь вино?

— Да.

Устроившись на нем, наблюдая, как он наполняет кубок из фонтанчика, Кьяра подумала, что перемахнула сейчас через опасный пылающий костер. Одно неверное движение, и конец. Она бросила взгляд на Элледина. У того на лице читалось нескрываемое “ну и психи”. Элледин не стал бы прыгать через костер, ему не весело гадать, упадет он в огонь или нет, и кровь его от этого не играет как ситар Хатаэ.

Эльф поднес кубок к ее губам. Снова терпкое, горьковатое вино, медленно стекающее по горлу и расцветающее огненным цветком в груди, аромат его — словно солнечный ветер над океаном медвяных трав. Она смаковала каждый глоток, чувствуя, что и сама уже словно горячий ветер. Кьяра думала, что он обидится, уйдет, топнув ногой, как обычно и бывало. Наверное, они оба в глазах окружающих безумны или одержимы. Пускай.

— Каленгил, сыграй веселое! — распорядился белобрысый, и снова полилась музыка мандолины, отражаясь от стен и потолка.

Кьяра приобняла его за шею, немного поглаживая, на что эльф расслабленно замычал, прикрыв глаза, и поцеловал ее за ухом. Кажется, он уже был пьян, да и девушка чувствовала, как медвяный жар кружил голову.

— Кажется, нам пора, пока мы ещё в состоянии идти, — шепнула она в белое ухо.

— Да, неловко было бы передвигаться ползком… — согласился Эридан. — Хотя я король, мне можно все. Король вынужден удалиться — объявил он, приподнимаясь с места вместе с Кьярой и аккуратно опустив ее на пол, — не поубивайтесь.

Тифлингесса вдруг осознала — и правда, король. Позади церемония, венчание на престол кругами земли и неба, присяга вассалов, но в то же самое время думы про разные миры и пропасти взаимного недопонимания не пришли ей в голову. В конце концов, они оба любили танцевать с огнем, пропитанные кровью и копотью, с лихорадочным блеском в глазах наслаждаться собственной силой, нестись словно пенный вал и сметать-сметать-сметать…

Тихая прохлада сада освежала разгоряченную кожу. Мерно плескалась вода в фонтане, где-то впереди, в кронах пели маленькие птицы. Кьяра игриво обогнала эльфа, дразня и подманивая к себе, а затем разрывая дистанцию. Ей нравилось его выражение лица и взгляд, которым он следил за легкими движениями, голодный, животный. Быстрый выпад рукой, но недостаточно. Девушка ловко отпрыгнула, приземлившись на изящные ноги, улыбнулась с вызовом в глазах. Может это даже и не прыжки через костер, а настоящий танец с быком, только быка на сей раз отвлекает не трепещущее полотно, а несколько полосок пепельной кожи, поблескивающей, словно текучая вода.

— Джи…

Он снова поймал воздух. Терпкое вино сделало тело непослушным, в голове осталось одно желание — настигнуть. Жемчуг и гранаты ярко сверкнули во время очередного прыжка, и он невольно подумал, что Кьяра и правда огневушка, а может и сам огонь, кожа — теплые угли, а волосы — легкий пепел, и все это — мираж, который не удержать. Эридан разозлился. Он может все!

Хлопок, громко прозвучавший в тишине, и Кьяра почувствовала руку на своей талии, крепко удерживающую на месте.

— Попалась.

Он прижал ее спиной к себе, запустив ладонь в декольте платья, а другую — в разрез на юбке, дразнивший весь вечер.

— Как же хотелось этого…

Горячая мягкость кожи обожгла ладонь, Кьяра забилась, как угодивший в силок зверь. Попытки высвободиться заставили сильней сжать руки и впиться пальцами, оставляя вмятинки на пепельной коже. Она не закричала от боли, не попросила ослабить хватку, пожалеть нежное тело, и от этого он только пуще разгорячился. Ремни самоконтроля сильней расслабились, он явственно услышал скрип кожи и звон металлических пряжек. Или это его собственный ремень, скользнувший из шлевок?…

Перестав биться, девушка прижалась к нему, потеревшись о его грудь и живот. Рука в разрезе подола скользнула по бедру, собирая юбку.

Эридан вновь почувствовал себя балансирующим на краю черной ямы, только на дне — не окровавленное лицо, а коленопреклонное тело, обнаженное по пояс. На спине — следы истязаний плетью. Он представил, как она болезненно вскрикивала и содрогалась после каждого рассекающего кожу удара, извивалась, вжималась в пол, как алая кровь блестела на темной коже, скользкой, горячей, пахнущей солью и железом. Он почувствовал сильное желание и ужас от глубины этой ямы, наполненной черным противоречием: подавить, покалечить — уберечь, защитить… Тифлингесса застонала, выгнулась под его рукой и толкнула в бархатную темноту, ослабив последнюю хрупкую привязь.

Все стало черным и красным. Стук крови в ушах заглушал вскрики Кьяры, прижатой к полу, а ее заломленные за спину руки трепетали, сжимая ладони в кулаки, когда он вторгся в нее, не спрашивая позволения. Сопротивление застилало глаза туманом, и даже если ей было больно, он уже ничего не мог с собой сделать. Слишком сладка эта безграничная власть над этим телом.

Откуда-то издалека раздался ее шепот, прерываемый вздохами:

— Мне нравится быть в твоей власти, принадлежать тебе.

Он приостановился.

— Да, ты принадлежишь мне.

Он провел по ее волосам ласкающим движением, а затем собрал в горсть и потянул, с новой силой припечатывая девушку к