class="p1">— Не надо, Степан, — отрицательно качает головой Вера. — Не забывай, что в поселке разные люди, а Татьяне Ивановне жить с ними рядом еще долго. Видел, что сегодня начал болтать этот пьяница?

Степан покраснел.

— Ну, если так, то, конечно… А вообще-то, напрасно…

— Но вы, Татьяна Ивановна, на вечер обязательно приходите. Я зайду за вами или из наших девчат кто… И ребят с собой берите, там им веселее будет.

— Ладно, Верочка, — признательно смотрит на нее женщина. — Счастливого пути вам…

— Вам счастливо, — отвечает Вера и, шагая рядом с ребятами, уже размышляет о том, что надо сделать для Татьяны Ивановны что-нибудь приятное на вечере. Подарок, скажем, какой-то ей и детишкам пусть выделит шахтком профсоюза. Да и вообще надо будет разузнать, не нуждается ли в чем эта добрая женщина, с такой охотой помогающая комсомольцам.

«Сегодня переговорю в шахткоме и с Василием потолкую, вместе подумаем, что для нее можно сделать силами молодежи…»

2

Филарет отводит глаза от пронизывающего взгляда старшего брата Василия. Тот, все так же пристально поглядывая на Филарета, произносит:

— Господь бог дает спасение всем, кто душой стремится к нему. Не по случаю и возросла наша община численно за последние годы. Устали люди от мирской суеты. Покоя и тишины хочется их слабеньким сердцам. Вот и приходят к нам в надежде, что найдут прибежище для духа своего, смятенного земной юдолью. И лепту свою несут: копеечку, рубль, два — кто сколько сможет… Не корысти ради — нашей с тобой, брат Филарет, а для помощи тем, кто нуждается, для укрепления дела нашего. Только для этого…

Слегка вздрагивает Филарет. Никогда прежде не заводил об этом разговора старший брат Василий. Безмолвно принимал деньги — сколько бы ни привез Филарет, даже не пересчитывал на глазах. А сегодня… Неужели догадывается о «займах», которые частенько делает Филарет из общинной кассы?

— Понимаю, брат Василий, — щурится он, слегка хмурясь и этим скрадывая волнение.

За все прошлые встречи никак не мог разгадать брата Василия, сосредоточившего в своих руках главенство над сектантскими общинами двух-трех городов и полусотней сел поблизости. У многих братьев и сестер брат Василий вызывал такое же сложное ощущение непонятного благоговения и вины перед ним. Бесподобный знаток святых писаний, этот седой могучий старик обращался с проповедниками из общин как учитель с учениками — с этакой снисходительной лаской. Он блестяще расшифровывает при случае сложнейшие догматы веры, чем приводит их в молчаливое восхищение. Неужели бескорыстно руководит движением огромных денежных средств, проходящих через его руки, этот умудренный жизнью человек?

«Соблазн велик», — мельком думает Филарет, тяготясь напряженным молчанием, повисшим в комнате.

— Так вот, брат Филарет, — прерывает, наконец, затянувшуюся паузу Василий. — Община наша растет численно, а ты и еще кое-кто из братьев привозите сборов все столько же. Не обижайся, каждому это говорю из пресвитеров, не только тебе. Понял, брат мой?

Филарет понял, что на хитрость пустился отец Василий.

— Редеют наши ряды, а не растут, — произносит он. — Брат Тимофей учет ведет. Меня обмануть, однако, он не посмеет.

Живо поблескивают глаза брата Василия.

— Не посмеет? Знаю, знаю, брат мой… Только потому и говорю: проследи, где втерлась блудливая овца, вред приносящая всем нам.

Лицо Филарета словно жаром полыхает.

Он возвращается от старшего брата Василия озадаченным. Опять неприятность… Как мог старик пронюхать о займах? Ведь в секте ни один человек не знает, куда и сколько идет денег. Ради того и пресек сплетни Валентины, когда та потребовала контроля над общинной кассой. Неужели донеслось это до старшего брата?

«Возможно и так, — думает Филарет, оглядываясь на дом брата Василия. — Гадать нечего… За нами, выходит, слежка. Всюду она есть».

От этих мыслей почему-то нехорошо на сердце. Филарет старается избавиться от них, решив, однако, что надо крепко учесть: случись с ним крупная неприятность, брат Василий и иже с ним постараются отгородиться от него, предадут огласке все его грехи. Вот-де какой он.

«Черт с ним, сам о себе как-нибудь позабочусь…» — решает Филарет и тут вспоминает, что не предупредил брата Василия: в случае срочной надобности искать его лучше через сестру Ирину.

Он возвращается, без стука входит в дом, открывает дверь в горницу и замирает: брат Василий сидит возле стола и считает привезенные Филаретом деньги. Но не это удивляет Филарета. Деньги брат Василий сразу же разбрасывает на три кучки. Точно так делал и Филарет, когда ему требовалось сделать очередной «заем» из общинных сборов.

3

Вечер пасмурен, и Любаша зябко поводит плечами, сожалея, что не оделась теплей. На ней легкое белое платье. Задерживаться с переодеванием не было времени: Андрей вернулся со смены в половине девятого. С Любашей ему удалось коротко переговорить о вечере отдыха в ее обеденный перерыв на шахте. К его удивлению, она согласилась сразу же, правда, предупредив, чтобы матери о том, куда идут, он не говорил. Видно, и у них на работе было много разговоров о заманчивой прелести таких вечеров, и Любаша не осталась равнодушной к ним.

Сейчас идут оба молча, словно боясь неосторожными словами спугнуть призрачное, некрепкое ощущение примирения. С некоторой тревогой Андрей раздумывает о том, что в клубе их ждет Вера. Так договорились днем. Не одна, конечно, с Василием Вяхиревым. Как отнесется к этому Любаша? Первая попытка Веры — там, у эстакады, — окончилась довольно сомнительным результатом, Вера коротко рассказала Андрею о ней.

В фойе, куда Андрей и Любаша входят торопливо, многолюдно, танцы окончились. Резко трезвонит над входом в зал электрический звонок. Раз… Два…

— Идем, сейчас концерт начнется, — с беспокойством оглядывается Андрей.

Где же Вера?

Но та уже торопливо бежит им навстречу.

— Быстрей, быстрей! Василий занял на вас места, ждет в зале, а я здесь…

Она удивительно хороша сейчас, с сияющими от возбуждения большими глазами и румянцем, проступающим на чистых щеках. Андрею вдруг думается, что такой красивой Веру он еще ни разу не видел.

А Любаша хмурится, пристально поглядывая на Андрея, потом на Веру, но молчит.

Едва дошли до мест в передних рядах, свет в зале гаснет. Любаша лишь позднее замечает, что ее место оказывается рядом с Вериным, и слабо усмехается.

Зал окутывают мелодии песен, люди аплодируют участникам художественной самодеятельности, а Андрей все еще чувствует себя неспокойно.

— У тебя такое каменное лицо…

— Лицо?

— Ну да, — кивает Любаша. — Это не я спрашиваю, а вон она, Вера.

Андрей недоуменно пожимает плечами, но смотрит теперь на сцену с осмысленным вниманием. Там появляется все тот же юноша в отлично