Шрифт:
Закладка:
— К тому же самому Андрюшке на участок, и даже в его бригаду просись! — живо подхватывает Устинья Семеновна. — Опасная только там работа. Породиной куском ударит сверху — и вины ни на ком нет.
Взгляд Устиньи Семеновны не спеша, медленно ползет по Ванюшкиному лицу. Глаза их встречаются — Ванюшка смущенно опускает голову: так ясно читается в ее взгляде то, чего она не сказала словами.
— М-да, конечно, — бормочет он. — Можно и в шахту.
— Конечно, конечно, можно, — согласно кивает Устинья Семеновна и вздыхает: — Ладно, сидите. Я на огород пойду, Ольгу надо мне.
Вернулась из огорода она быстро.
— Нету Ольги там. Может, в другое место куда пошла, а ты забыл, Гришка? Ну, ну, ладно, не ищи, ложись-ка, спи. Ты домой-то, Иван, собираешься? Айда, вместе пойдем.
Время близится к полудню; заводские рабочие, которые живут в поселке, идут на обед, и на улице людно.
Устинья Семеновна то и дело покрикивает на пошатывающегося Ванюшку, когда тот напролом лезет на встречных, не посторонившихся с дороги.
— Тьфу! — зло сплевывает наконец Устинья Семеновна. — Шагай, как хочешь, хоть башку разбей, если соображение все растерял.
Она уходит вперед. Напротив дома Татьяны Ивановны Челпановой останавливается, заметив собравшийся во дворе и возле палисадника народ.
«Или что случилось? — любопытно щурится Устинья Семеновна. — Тьфу ты, окаянная! Опять эта секретарша с парнями из комсомола бабам головы морочит. А те и рты разинули… Постой-ка! Это же Ольга, кажись! Ну да, она! Вот ты где, голубушка, ходишь? Мужа за нос водить научилась? В огород-де пошла…»
Она стоит у края дороги — строгая, с поджатыми губами, решив ожидать, когда Ольга оглянется сюда. Стоявшие возле Ольги женщины зашептались и тихо подтолкнули ту: свекровь ждет. Ольга оглядывается испуганно, торопливо выбирается из толпы и, подходя, быстро говорит:
— Воду-то как отпускают? Видела, мама? В час по чайной ложке. Пока очередь подойдет, решила с бабами послушать, что тут шахтовские говорят. Складно брешут, окаянные, как из обезьяны люди получились. Смешно, а складно выходит у них.
— Ты бы поменьше уши-то распускала, — шипит Устинья Семеновна. — Мужик пьяный, она басни бесовские слушает. Айда, нечего тебе тут расслушивать!
А тут и Груздев, увидев Ольгу, приближается к ним.
— О-о, нашей хозяйке — уважение! — слышится его громкий голос. — Плыву, плыву — и берега не видно… А это что за профсоюзное собрание? Эй, кто у вас за председателя?
Люди, сторонясь, отступают от него, и тот медленно идет к шахтовским агитаторам. Они стоят невдалеке от крыльца, с которого говорит Вера.
— Эй, вы! Вы чего здесь?
Груздев бесцеремонно отодвинул в сторону замешкавшуюся старушку и вырос рядом, покачиваясь и грозно посматривая на Леню Кораблева.
Степан, не удержавшись, шагает сбоку к Ванюшке и трогает его за рукав.
— Знаешь что, друг, валяй-ка поживей отсюда! Не видишь, что людям мешаешь?
— Я-а-а?! — вскипает Груздев, с силой отводя руку. — На своей улице я мешаю? А ты, подлюка, зачем сюда ходишь? К этой… вдове… к Таньке, да?
Но ударить Степана не успевает. Он вдруг нелепо взмахивает руками и падает на землю. Лишь секундами позднее все понимают, в чем дело: над лежащим Ванюшкой стоит Татьяна Ивановна.
— Ты еще будешь бабьи сплетни разносить принародно, пьяница несчастный, — приговаривает она, перемежая слова крепкими оплеухами. — Я тебя раз навсегда отучу, не плел чтобы напраслину… Ну-ка, бабы, помогите вытащить его со двора, щенка паршивого.
Теперь на раскрасневшемся лице ее сияет задорная улыбка, и Валентина с Ольгой — крепкие, полнотелые молодухи — подскакивают к приподнимающемуся Груздеву и волокут под взрывы довольного бабьего хохота со двора.
Вскоре они возвращаются.
— Едва оторвала их от Груздева, — смеется Татьяна Ивановна, увидев Веру. — Только станет подыматься, матюкнется, — они ему затрещину. Хмель, видать, повытрясли; выбрал момент, вскочил и — бежать… Сплетник несчастный.
Встретившись взглядом со Степаном, хмурится и торопливо отводит глаза.
Одна за другой уходят к водоразборной колонке женщины. Лишь самые любопытные окружают лектора и с интересом слушают ответы на вопросы какой-нибудь посмелевшей хозяйки. Очень уж занятно обо всем рассказывают ребята с шахты и эта большеглазая красивая девушка в коротенькой юбчонке. Женщины помоложе теснятся возле нее, разглядывая ее модную одежду.
А Вера нет-нет да и оглянется на Татьяну Ивановну. Знает она, почему та притихла, погрустнела. Стоит, задумчивая, невдалеке, ни к одной группе не подходит. Так вот взял и обидел пьяный человек женщину. Вывел ее из колеи. Это ли не безобразие?
— Татьяна Ивановна! — окликает ее Вера. — Идите сюда…
Та встрепенулась, обычная приветливая улыбка светится на лице.
— Что, Верочка? — шагает она навстречу.
Степан Игнашов трогает Веру за локоть.
— На смену готовиться пора, пойду я…
Тут и Вера вспоминает, что полтора часа, на которые в добавление к обеденному перерыву отпросилась она на шахте, близятся к концу.
— Да и мне тоже пора, — говорит она и окликает Леню Кораблева. — Идем, Леня!
— Теперь когда придете? — быстро спрашивает Татьяна Ивановна.
— Послезавтра, как обычно. Вы не устали от нас? — Вера глядит на нее ласково, по-доброму. — Хотя… послезавтра, Татьяна Ивановна, праздник — День шахтера. Стоит ли мешать веселью людей скучными беседами? Да и ребята тоже, наверное, будут праздновать.
— Нет, нет, почему же мешать? — торопливо перебивает Татьяна Ивановна. — Вы приходите, кто может…
«Очень хочется, конечно, ей, чтобы в праздник не одной быть, а с кем-нибудь из хороших знакомых», — понимающе размышляет Вера и неожиданно вспоминает:
— Татьяна Ивановна! Завтра в клубе наш вечер отдыха. Приходите. Все наши там будут.
— Серьезно, приходите, — подхватывает предложение Веры и Степан. — Концерт будет интересный…
— Не знаю, — грустно отводит глаза Татьяна Ивановна. — Дома ребят одних боязно оставить вечером… И так уж болтают невесть что…
— Пусть болтают, — сердито говорит Степан и, поколебавшись, добавляет решительно: — Вере перед вечером много будет забот, по самые уши, знаю. Зайду за вами я, хорошо?
— Не знаю… — тихо засмеявшись, ласково говорит Татьяна Ивановна. — Вы еще не знаете наших поселковых сплетников. Да и нехорошо так будет.
Степан недоуменно смотрит на Веру:
— А что тут нехорошего? Лишь бы человек сам о себе знал, а на болтунов нечего обращать внимания…
Ему и действительно вдруг очень захотелось доставить приятное ребятам и Татьяне Ивановне, побыть в праздничный вечер их заботливым шефом. Мысленно Степан уже представил, как поведет к буфету Мишеньку и Степу, чтобы угостить их конфетами, и, конечно, их сразу же окружат все ребята из бригады. Сердца у них у всех добрые, и когда узнают, что это — дети погибшего шахтера, сумеют сделать так, чтобы мальчишки весь вечер не скучали…
