– Чтобы я тебя очаровала, – Гислен покраснела от своей откровенности и того, как почти коснулась носом его подбородка.

– Можешь передать, что успешно справилась, – ответил Илия. – У нее более скромные аппетиты, моя матушка желает, чтобы мы влюбились друг в друга как можно скорее.

Они оба заговорщицки улыбнулись, но, услышав покашливание надзирательницы, неумело спрятали эмоции.

– Думаю, с этим будет сложнее, – прошептала она, будто передавала секретную информацию агенту.

– Действительно, разве можно приказать сердцу? – Илия тут же скривился от такого избитого клише, вырвавшегося из его уст.

– Ну, я же приказала, – без тени былого счастья, буднично произнесла Гислен перед тем, как Илия проснулся с бешено бьющимся пульсом и в холодном поту, пропитавшем подушку.

Эскалот, город старинных башен, перемешанных с заводскими трубами, в этот раз встретил его весенними цветами в руках приветствующих людей. Верили они или нет в свершенное пророчество, но он вернулся домой легитимным королем, и этого было достаточно для народа, державшегося за свою монархию. В эпоху Удильщика страна цвела, как роза на государственном флаге. Но процветание не означало величия. Сытая жизнь предназначалась для мира, сияние орденов и венцов – для войны. И только изящная находка природы украшала любое из этих времен. Цветы – замечательные творения, они прорастали везде: и на обласканных садовниками клумбах, и на изрытых танковыми гусеницами полях; они украшали все: и черное облачение скорби, и праздничные одежды радости.

Илия поручил все хлопоты и корреспонденцию Тристану, строго наказав ему уйти отдыхать после ужина. Сам же преемник украл для себя день уединения дома с родителями. Однако настырный доктор Рокильд заявился на порог Гавелов с тысячами извинений.

– Ваше Величество, я – о, наконец-то! – теперь так могу к вам обращаться, – его обычно несвоевременная слащавая улыбка сейчас была даже оскорбительной. – Выражаю вам соболезнования и, конечно, поздравляю с успехом! Да, да. К делу: лига крайне интересуется, так сказать, достоверностью происшедшего в горе Раската. Это не так срочно, но, может быть, завтра…

– Нет, – резко ответил Илия с каменным лицом. – Вы совершенно беспардонным образом заявились ко мне домой. Это более непозволительно. Отныне все встречи со мной возможны только на аудиенции, организованной согласно Протоколу.

– Ваше Величество, безусловно, но…

– И вне зависимости от условий нашей встречи, вы больше не можете говорить первым. Но раз вы все равно здесь, пройдемте. Я хочу закрыть этот вопрос и больше к нему не возвращаться.

Доктор Рокильд поспешил вслед за Илией, который привел его к журнальному столику со свертком из плащ-палатки. Илия отбросил один край, и их взору предстал Лоридаль. Рокильд благоговейно затрепетал, его трясущиеся руки потянулись к ржавому клинку.

– Прекрасен! Как мы и представляли!

Илия закончил демонстрацию, резко задернув ткань обратно. Рокильд недовольно зацокал.

– Я же могу его…

– Конечно, не можете, – отказал Илия, не дослушав наивный вопрос. – Эта реликвия будет перекована в церемониальный меч, который станет национальным культурным достоянием и собственностью короны. Никто, кроме моей семьи и адъютанта, не смеет к нему прикасаться.

– Но как же?.. Ваше Величество, лига агнологов желала бы, – он тянул свою неприятную продажную улыбку и подбирал слова.

– Лига может выразить свои пожелания в официальном письме, и я рассмотрю их просьбы в порядке очереди, – Илия был беспощаден в раздаче долгов. – Можете передать, я выражу свою благодарность за содействие публично, и этого достаточно. А если агнология нуждается в более детальном изучении эпохи Малахитового двора и личности короля…

– Безусловно!

Илия придвинулся ближе и по слогам проговорил:

– Я могу подсказать координаты, где предположительно находятся очень ценные фрагменты легендарного завета Эльфреда Великого.

Он сверкнул глазами, отчего оскал Рокильда померк, а вид стал жалобным и побитым.

– Я вас понял, Ваше Величество, – закивал он и принялся отступать к дверям. – Я все передам.

По дороге он нелепо раскланивался то на мужской, то на женский манер и едва не уронил подставку для зонтов. Илия хищно следил за ним, пока доктор не скрылся за дверью.

Оставшиеся дни без короны на голове Илия тратил на пешие прогулки. Под шляпой с широкими полями он прятал свою приметную шевелюру и свободно расхаживал по рынку, гулял в сквере у родительского дома и даже однажды забрел в кинотеатр. До ушей Илии то и дело долетали обрывки фраз, покромсанных острыми ножницами цензуры и набитых соломой пересудов. Так он узнал, что обещал понизить цены на мясо втрое и малоимущим раздать по ослу с телегой. Правда, эту причудливую графу транспортной реформы тут же высмеяла булочница: «Дурень, какие ослы в столице? Обещали бесплатный проезд на трамваях!» Илия, сдерживая смех, поджал губы, оценив запросы горожан. Но лучшим из услышанного было заверение одного пожилого джентльмена: «Говорят, в траур вешать не будут, а на праздники – еще и не расстреливать!» Суеверия заполонили Эскалот, Илия полагал, что причина перемен напрямую связана с ним. Уверовать в своеобразное возрождение Эльфреда Великого было нетрудно. Слишком много сошлось совпадений: история о поднятом в бой танке по имени «Ужас», двенадцать золотых молний, практически одновременная смерть короля Норманна II и вождя Кургана в Радожнах. И если болезни и старость Удильщика виделись вполне естественными причинами, то радожскому вождю было всего пятьдесят четыре года, и он славился отменным здоровьем – «богатырским», как говорили на его родине. Илия отдал приказ отправить письмо его вдове Рогневе Бориславовне с соболезнованиями.

– Фигурально она не вдова, – поправил лорд Гавел сына наедине после долгого заседания с советниками и министрами. – В Радожнах нет культуры брака. Мужчина и женщина могут прожить вместе многие годы, хоть до старости, но их отношения никогда не будут официальными. А все дети принадлежат и опекаются единой общиной Радожен. Большинство из них также воспитываются в родных семьях, но официально они общие. У вождя Кургана нет детей, да и после революции власть еще ни разу не сменялась. Поэтому неизвестно, чего ожидать. Обозленные эмигранты и враги Радожен называют Рогневу наложницей, но сам вождь звал ее по полному имени на публике, а в личной переписке, как говорят, «верной подругой». Народ иногда обращается к ней «матушка Рогнева Бориславовна». Это очень почетное обращение. Теперь они не называют никого господами, но родительские прозвища – это дань большого уважения. Несмотря на неустойчивость ее статуса, это самая влиятельная женщина в Радожнах. Тебе стоит заручиться ее поддержкой.

Илия внимательно его слушал и мотал на ус каждое слово.

– Кто сейчас правит Радожнами?

– Полагаю, Совет воевод, – задумчиво произнес лорд Гавел. – Мы так сконцентрировались на войне с Кнудом и твоей миссии, что я уже и не знаю актуальных новостей из тех земель. Радожны притихли.