– Гром без эха. Никогда такого не слышал. – Том пытался отвлечь друга.

Монгол молчал, шлепая мокрыми кедами по разбитой дороге, превратившейся в сплошной ручей.

– Какой, нна, здесь Индеец? – он вдруг схватился за голову. – На пляж, в тепло. Все, точка.

Дождь усиливался, пока не превратился в сплошной ливень. Через полчаса одежда промокла насквозь, стала коробом, мешая идти.

– Ванна небесная! – закрывая лицо от ледяных струй, прокричал Том.

Ручей превратился в поток. Они шлепали вниз, по щиколотку увязая в бурой жиже, стараясь обгонять резво несущиеся вниз камушки, веточки, листья. Еще через полчаса дождь вдруг прекратился, и из-за туч вышло солнце. Горы, недавно мрачно-фиолетовые, стали вдруг серебряными.

Дорога вильнула вправо и исчезла за поворотом. Прямо через лес шла тропа.

– Пошли, срежем! – сказал Том, и тут же умолк.

– А пошли! – неожиданно согласился Монгол.

Они пошли по тропе прямо, через лесную чащу. Вокруг лежали исполинские, вывернутые с корнем стволы буков, словно туши невиданных змеев, обнажившие на изломах темно-розовую плоть древесины. Стволы некоторых деревьев, потерявших от времени кору, закручивались в спираль, будто огромные буры, прилетев неведомо откуда, ввинтились в землю, и стояли здесь веками, пока не сгнили совсем.

В послегрозовой тишине звенели, тихо падая, искрящиеся на солнце капли. Необычно яркие, светились умытые дождем листья.

– Грибы!

За поворотом дороги вдруг, – в траве, под деревьями, под ногами, куда ни кинь взгляд, – вылезли дождевики, лисички, белые. Некоторые храбро торчали прямо посреди тропы: нагибайся, рви, иди дальше. Их было очень много, и Том на секунду подумал, что они ненастоящие. Он стянул с себя мокрую футболку, завязал ее, и вскоре она доверху наполнилась грибами. Еще через полчаса на лес снова опустился туман.

Тропа кончилась, и они снова вышли на дорогу. Поворот к троллейбусу на Перевал они скорее всего пропустили, но останавливаться и экспериментировать с непонятными проселочными дорогами, ведущими неизвестно куда, не хотелось. Все, что было на них, давно промокло до нитки, а перспектива снова заблудиться и остаться ночевать в горах под дождем не радовала.

Том втайне надеялся, что резко налетевшая непогода так же быстро и рассосется, но дождь превратился в затяжную мелкую морось и не собирался останавливаться, глухо барабаня по опавшей многолетней листве. Разбитая, засыпанная крупными булыжниками дорога поворот за поворотом вела вниз, и казалось, ей не будет конца, если бы не лес, который заметно мельчал, то и дело разбиваясь на рощицы и уступая место небольшим кустистым полянам.

– Смотри, кто-то идет впереди! – сказал Том, тыкая пальцем на обочину. Там, в промокшей грязи, дымился чей-то свежий окурок.

– Давай ускоримся, может, он подскажет чего.

Они пошли быстрее. Неожиданно быстро темнело. Дождь снова усилился.

Через некоторое время впереди в вечернем дождевом мороке мелькнул силуэт человека.

– Привет!

Путника звали Иваном. Он был из Конотопа. Вдобавок он оказался поразительно похожим на их хорошего приятеля Ужа, с которым Том родился в один день и год.

– Ого! Почти земляк! – хохотнул Монгол. – Сам где ночевать будешь?

– А я вижу, вы налегке. Ничего, у меня палатка есть! – ободряюще пробасил Иван. – Она хоть и одноместная, но, может, как-то влезем! Да и село скоро.

– В советской одноместной трое легко вмещались, – уверенно сказал Монгол.

Иван не ответил.

Лес кончился. Повсюду виднелись то ли небольшие деревья, то ли большие, покрытые шипами, кусты. Слева вдруг выплыл из темноты огромный каменный куб величиной с двухэтажный дом.

– Это место обвала, – сказал Иван. – Я был тут. До села, мне кажется, еще минут пятнадцать.

Кусты измельчали, почти исчезли. Вскоре сквозь непрерывный шум ливня они услышали лай собаки.

– Село! Дошли! – с облегчением выдохнул Том.

Они подошли к крайней хате и остановились перед забором, глядя на свет одинокого окошка.

Иван развязал рюкзак и достал палатку.

– Ба, хоромы! – присвистнул Том. – Ты сам-то в нее влезешь?!

То удивительное изделие, которое Иван назвал одноместной палаткой, по величине было похоже то ли на гроб, то ли на комфортабельный спальник с каркасом.

Монгол быстро оценил положение, присвистнул.

– Ладно. Пойду в деревню, – сказал он.

– Ага. Кому мы нужны. Кто же пустит не пойми кого, да еще ночью?! – с сомнением проговорил Том.

– А какие варианты? Я бы пустил. Да вот и свет горит. Пойду спрошу, – упрямо повторил Монгол, и ушел.

Они стояли под деревом, молча глядя в холодную мокрую пустоту. Ливень в незнакомом месте особенно удручает. Прошло время шуток, причитаний и нервного хохота. Прошло все, кроме холода и усталости. Не осталось ни мыслей, ни идей. Отсутствие сил притупляет даже неприятные переживания. Тому казалось, что лучше просто стоять вот так, промокшим до нитки, под бесконечным дождем, потому что все остальное – только хуже. Они и стояли. А дождь лил и лил, будто бы в этом мире не осталось ничего, кроме дождя.

– Пошли! – Монгол призывно махнул им рукой.

Похватав вещи, они пошли на голос, на свет.

– Заходите, гости дорогие, располагайтесь. Да не волнуйтесь вы, вас таких много ко мне ходит, – весело сказал им хозяин, хорошо выбритый худощавый человек лет сорока, с седеющими висками и быстрыми блестящими глазами. – Вас тут много таких ходит. А моя хата – с краю. Да заходите же скорее.

Еще не веря, Том осторожно вошел в дом, и тут же стукнулся головой о невысокую притолоку. Медленно, одеревеневшими от холода обескровленными пальцами они поснимали с себя опостылевшую мокрую обувь, носки, футболки.

В большой пустоватой комнате было жарко натоплено. Пахло молоком, капустой, травами, обжитым жильем.

– Снимайте одежду. Вешайте сюда! – хозяин показал им на веревку посреди комнаты. – Я вот как раз сегодня стирал, и не убрал.

Хата была приземистая, просторная, небогатая. Старый круглый стол, стулья, ковер на стене, небольшой сервант с сервизом. В центре дома располагалась большая, потрескивающая дровами, беленая печь. От нее веяло теплом. Над печью висели большие пучки травы, каких-то сушеных цветов. По печи ползали маленькие дети. Они бегали за печью, выглядывали из-под стола, прятались за шкафами и занавесками, с застенчивым любопытством разглядывая незнакомцев из-за развешенных повсюду пеленок. Вскоре Том понял, что не может их сосчитать.

– Это сколько же у вас детей?

– Восемь.

– А хозяйка где?

– В роддоме.

Через полчаса, уже немного отогревшись, они пили травяной чай и ели жареное сало.

– А не страшно вот так пускать к себе незнакомых?

– Я стараюсь жить по заповедям Божиим, и везде дела Христовы творить, – ответил хозяин. – Ближнему всегда нужно помогать.

Том хотел было поспорить насчет религии, ввернуть пару известных распространенных шпилек, и уже открыл было рот, но тут вспомнил сегодняшнее утро в