Оба-на! Всесветное знание! Вот лесенка, или, если угодно, пролом в стене, через которую хочу перебраться! Да, истины адские, но очень уж хочется их познать! Вирус Diablo, ау! Кажется, ты хотел чему-то научить, а может, заразить собой (ты же вирус) и вывести в иное пространство? Так выводи! Я лихорадочно перебираю записи, с болезненным сладострастием читая о том, что нелепые образы в душе безумца – отсветы эзотерических истин, закрытых от профанов. Да-да, настоящую мудрость, как и все прочие драгоценности, следует вырывать из недр, она на дороге не валяется! И (естественно!) хранителем недоступного знания является Дурак! Так называемый «человек разумный» различает разрозненные образы, Дурак воспринимает мир целокупно, несет его в хрустальном шаре, что изображен на оборотной стороне картины Босха «Сады земных наслаждений».

Стоп, какой шар?! Там же совсем другое изображено!

Лезу в шкаф, где хранятся альбомы, чтобы обнаружить: на внешней стороне створок шедевра и впрямь нарисована прозрачная сфера, внутри которой – весь подлунный мир! А вдогонку комментарий, мол, рационалист елозит взглядом по триптиху, ужасаясь визуальным метафорам гения, а надо лишь взглянуть на обратную сторону, где бытие предстает в целостности и гармонии…

Мое любопытство не столь противоестественно, как представляется на первый взгляд. Когда-то давно (еще в нормальной жизни) мы с Монахом, помнится, разглядывали в альбоме «Искушения Святого Антония».

– Человек борется с порочными желаниями! – озвучил я простейшую интерпретацию. – Эти бесы и химеры – его естество, так сказать, внутренний мир!

Сашка долго думал, глядя на репродукцию, затем покачал головой.

– Не-а, он борется не с желаниями. Его терзает жало более опасное – любопытство! Его искушает тайное знание, которое может подарить химера или бес! И Антоний, чуя гибельность этого знания, не готов перейти границу!

Я не Антоний, тем более – не святой, у меня с тормозами проблема, то есть хочется перейти границу. Мешает обыденность, что гирей виснет на душе и встает преградой на пути в запретные кущи. Привычная жизнь не отпускает из цепких объятий, будто суровый командир, готовый в любой момент пресечь разговорчики в строю. «Равняйсь! – командует жизнь. – Смирно! Готов к выполнению социальных ролей?!» Однако прикладывать ладонь к виску хочется все меньше, благо обыденность все чаще предстает царством абсурда.

На очередной планерке Субботина не видно, на месте главного восседает крашеная блондинка с перекаченными ботексом губами. Здесь же присутствует банкир Цыбин, известный в городе нувориш. Отныне, объявляется торжественно, редакцией будет руководить Аглая Юрьевна, опытный журналист и общественный деятель, прошу любить и жаловать! Кажется, эта Аглая во время оно была уполномочена Дудкиным раскапывать Курган Славы, чтобы извлечь из-под земли комсомольское послание. При новом губернаторе проект остановили, деятельницу сняли с поста, но в городе подули другие ветра, и вот – опять на коне!

С воцарением нового главного редактора все волшебным образом меняется: то, что считалось черным, одномоментно белеет – и наоборот. Критика мэра-птицевода, каковая не приветствовалась, становится магистральным направлением, а на «Курочку Рябу» появляются сразу три положительных рецензии, причем одну пишет дружище Телешев! Сам проявил инициативу, удостоившись одобрительной улыбки редакторши, и оправдал доверие буквально за три дня. В кулуарах «шу-шу-шу» насчет того, что на градоначальника уголовное дело завели, и вообще его там (тычок пальцем вверх) не одобряют, готовы слить. А тогда надо срочно выстраиваться сообразно новой генеральной линии, то бишь сделаться оппозиционерами. Коллеги с жаром доказывают друг другу некие очевидности (особенно в присутствии Аглаи), произносят обличительные тирады, а меня буквально тошнит. Не самые глупые люди города выглядят будто обдолбанные препаратами похлеще тех, что вкалывают в Пироговке. Где правда? Где неправда? Эти категории в ходу или спущены в унитаз? И зачем смещенный с поста Субботин приглашает меня в ресторан? Места развлечений пробуждают тоску, но я почему-то принимаю приглашение и плетусь в «Центральный»…

– Ты, наверное, на меня обижаешься? Не одобрял инициатив, не пропускал статьи… Но это не со зла, поверь! Сам видишь: мы люди подневольные!

Не помню, чтобы раньше ко мне обращались на «ты», однако молчу, ковыряясь в салате.

– Я просто выстраивал работу издания как умел! Да, иногда был категоричен, но все ведь познается в сравнении! Погоди, еще будете вспоминать время моего руководства как золотой век!

А вот тут он неправ. В моей жизни уже никогда не будет золотого века, любой период окажется веком железным или, того хуже, каменным. В этом веке царит йети, и, если он помещен в желтый дом, это не значит, что вернется оттуда в человеческом обличье.

Разлив водочку, экс-начальник заглядывает в мою тарелку.

– Да ты не ешь ничего! Давай-ка уплетай, скоро горячее подадут!

С усилием впихиваю в себя салат и наконец узнаю причину моего приглашения. Субботину нужна работа. Хоть начальником отдела, да что там – рядовым корреспондентом! Почему обращаются ко мне? Ну, у меня же питерские знакомые, связи, а тогда не в службу, а в дружбу…

– Я ведь тебя выручал, если помнишь. Даже из полиции вытаскивал!

– Вы преувеличиваете мои возможности, – говорю, – но если что-то подвернется…

– Дай знать! Мне ж до пенсии год остался, сейчас без работы никак нельзя!

Вдруг замечаю, какой Субботин жалкий, суетливый, и впрямь – пенсионер. Тебе, родной, не досталось препарата, который все остальные употребили вовремя. Потерял нюх, не сумел на лету переобуться, теперь – страдай! Надо же: просит у больного здоровья! Да, жизнь – дурной спектакль, коль скоро такое происходит, она тупа и неразумна по определению…

Повод откланяться обретаю в лице Эльвиры.

– Привет, мальчики!

Только травести может обозвать «мальчиками» седых мужиков с тоской в глазах (пусть и по разным поводам).

– А мы премьеру отмечаем! Присоединяйтесь!

Эльвира припорхала из дальнего угла, где искрится весельем большая компания. И хотя впереди горячее, я охотно дезертирую из-за столика пенсионера. По счастью, композитора Бурыкина в компании нет, зато есть водка (много водки). Тоже лесенка, позволяющая убежать на другую сторону бытия, жаль, наслаждаешься этим ограниченное время – в голове шум, да и ноги, когда отлучаешься в туалет, предательски заплетаются.

– Может, поедем ко мне? А то я чего-то отяжелел…

– Вау! – хлопает в ладоши Эльвира. – С удовольствием!

Внезапно веселье в ее глазах гаснет.

– Постой, но ведь у тебя…

– Все нормально, территория очищена. Или зачищена? Короче, сматываемся из этих злачных мест!

Чтобы прийти в себя, движемся пешком, преодолевая зимнюю дамбу. В это время суток тут мало пешеходов, гуляет ветер, того и гляди сдует в овраг. Кутающаяся