Шрифт:
Закладка:
Продажа Вэйкс-Энда Национальному фонду наконец осуществилась, и будущее поместья (и ее собственное) было обеспечено. Каждый день, отправляясь на прогулку, она любовалась новой крышей. Без смягчающих штрихов в виде лишайника и кровельного молодила крыша выглядела немного сурово, но рано или поздно должны были появиться и они — всему свое время.
— Всему свое время, — говорила она Робин, отмахиваясь от ее очередных идей: установить центральное отопление, научиться водить машину, завести телефон, собаку. — Пока что я наслаждаюсь покоем, потому что кровельщики наконец-то уехали.
Обе они знали, что на самом деле речь шла об Айви. Книга Мод вышла в конце прошлого года, но Айви она уволила задолго до публикации. Как только она перестала скрывать правду, Айви потеряла над ней власть. Мод с невероятным облегчением смотрела на то, как эта гора вечно тлеющего возмущения втиснулась в такси и исчезла из ее жизни.
Но Мод чувствовала не только облегчение, но и стыд. Разве Айви виновата в том, что она такая, какая есть? Она в жизни не была за пределами Саффолка. Конечно, Айви бы сказала, что ей и не хотелось, нет уж, спасибочки, но у нее не было шанса узнать о мире больше. С детства ей приходилось бороться за то, чтобы не голодать, и при этом отбиваться от мужских приставаний. Потом она использовала свою красоту, чтобы получить то, чего ей хотелось. Им с Мод обеим пришлось бороться за выживание. Айви применяла тело, а Мод — мозги. Почему они не смогли договориться?
А теперь уже поздно. Как выяснила Робин, Айви поселилась в Бери, омрачив существование кого-то из своих многочисленных родственников. Она «вела переговоры» с Патриком Риппоном насчет мемуаров о своей жизни в Вэйкс-Энде.
Пусть рассказывает что хочет. Удивительно, насколько правда действительно делает тебя свободным.
И потом, даже Айви не знала всей правды.
— Может, передумаете и поедете со мной в Токио? — спросила Робин, когда в последний раз приезжала в гости. — Выступления на конференции от вас никто не ждет, но все будут очень рады, если вы приедете.
— Всему свое время, профессор, — ответила Мод, и Робин рассмеялась.
Тот вечер был на редкость приятным. Мария, новая экономка и кухарка, превзошла себя, готовя ужин, а погода была достаточно теплой, так что они поужинали на террасе библиотеки.
Робин с юмором рассказывала, как мучилась в качестве «исторического консультанта» для будущего фильма.
— Учтите, они проигнорировали все, что я им советовала. К реальности это не будет иметь ни малейшего отношения.
— Да я уж надеюсь, — отозвалась Мод.
Судя по всему, в кино ее должна была сыграть потрясающе красивая актриса, которую превратили в «простушку по-голливудски» с помощью пластикового носа; уже поговаривали о том, что она претендует на «Оскар». Чтобы американской аудитории было интереснее, маман сделали наследницей из Нью-Йорка, а еще добавили какой-то вспомогательный сюжет про ведьм с отсылками к Салемским процессам. Сценаристы сочинили для этой истории счастливый конец, в котором Мод вышла замуж за красивого племянника мистера Бродстэрза. Ну и привнесли неприкрыто христианский дух.
— Не сомневайтесь, — говорил священник в своей вдохновенной речи в финале фильма, — Эдмунд Стерн вовсе не случайно обнаружил на церковном кладбище «Возмездие» — его вела рука Божья, ибо Бог показывает нам демонов, чтобы заставить нас поверить в ангелов.
Робин все это веселило, Мод — гораздо меньше. Она старалась скрывать свою реакцию, но наблюдательная Робин все равно заметила и раскаялась в своем веселье.
— Простите, — сказала она, коснувшись плеча Мод. — Не стоило мне шутить по этому поводу.
— Да почему же? Я все равно не пойду смотреть этот несчастный фильм. А теперь не сидите сложа руки, налейте нам вина.
Вечер был очень красивый. Заходящее солнце позолотило высокую траву в саду, где у свисавших с колодца кормушек для птиц скандалили лазоревки. С крыши спикировала сорока и зашагала по газону. Мод вспомнила неспешную застенчивую улыбку Клема, когда она расспрашивала его насчет насеста для Болтушки.
— Кое-что меня по-прежнему беспокоит, — негромко сказала Робин.
Мод вздохнула:
— Я уж думала, что мы со всеми вашими вопросами разобрались.
Робин улыбнулась, но на лице ее была написана решимость.
— Водоросли, — сказала она.
— А что с водорослями?
— Водоросли на подоконнике вашего отца. И у него на подушке. Вы всегда говорили, что вот этого объяснить не можете.
— Не могу, — сказала Мод спокойно.
Робин повертела в руке бокал:
— Ваш отец верил, что на болотах что-то живет. А вы?
— Дорогая моя Робин… Я была совсем одна, напугана и много месяцев жила под одной крышей с мономаном. Было бы странно, если бы я не поверила, что на болотах что-то живет. Отсюда не следует, что это действительно так.
— И как же вы объясняете водоросли?
Мод помолчала.
— Никак.
Робин задумчиво кивнула:
— Просто я часто думала… почему у вас всегда открыто окно в спальне?
Мод сделала еще глоток вина и спокойно посмотрела ей в глаза.
— Давайте сойдемся на том, что я люблю свежий воздух.
* * *
— Знать все им вовсе необязательно, — сказала Мод самой себе, проведя рукой по куску мореного дуба, подпирающему раму. Она нашла его возле озера в тот неподвижный безветренный день в октябре 1912 года, когда отец решил осушить болото.
В рукописи и в книге Мод написала, что в тот день у нее внезапно начались месячные, так что она присела возле озера и смыла с рук кровь. Это была неправда. Месячных на тот момент у нее не было уже три месяца. Кровь, которую она смыла, была не от месячных, а от несчастного комочка плоти — ребенка ее и Клема.
Ее дочери, ну или так Мод нравилось думать, хотя после травяных сборов Бидди Трасселл сказать точно было сложно. Мод завернула ребенка в наволочку и опустила в озеро. А после этого на берег пришел Джубал и рассказал ей про Лили.
— Ну конечно же я держу окно открытым, — сказала Мод, похлопав кусок дуба. — Разве я могу ее не пустить?
* * *
Над озером собирались скворцы. Из окна Мод видела, как из тростника взлетают все новые и новые птицы, присоединяясь к огромной темной туче, летавшей взад-вперед над болотом.
«Дорогая Мод, — писала Робин. — Тут здорово, голова после перелета у меня ужасно болит, но мне все равно приятно видеть интерес к работе вашего отца. Но мне искренне