Историческое значение философии Боэция заключается в том, что он пытался связать христианство с традициями древней мысли. В нем соединяется умирающее предание неоплатонизма и философия отцов церкви. Боэций же первый комментирует Порфирия, а именно его «Введение в категории Аристотеля». По одному поводу, может быть, совершенно случайно, он дал собственный комментарий, что послужило к разработке вопроса «о роде и видах», чем питалась вся средневековая философия до XIII в. и о чем мы будем говорить в свое время.

Второй элемент образования, католицизм, в свою очередь, еще более стеснял кругозор мысли. Образованность вследствие исторических, социальных и экономических причин не могла выйти за пределы духовного круга, который, следовательно, должен был носить специально-клерикальный характер. Так как христианство распространялось среди германских и среди романских на-подов единственно из Рима, то оно приняло на Западе одностороннее всегда воинствующее направление. Из церковной истории известно, почему это было так. Духовенство, хотя и не было замкнутой кастой, но по кругу своей деятельности имело притязание властвовать над миром. Эта власть, основывавшаяся на силе молодой веры, в те времена была действительно велика и могуча.

Одна церковь являлась для народа необходимой посредницей в сношениях с вечным, духовным, божественным. Священник был для человека лицом самым авторитетным в жизни. Он наполнял воображение народа содержанием религиозного материала, которое всегда имело столь сильное влияние на жизнь. При подавляющем возобладании церкви над всеми вопросами жизни, и притом церкви римской, которая приняла наступательный характер, понятно, что чувственный человек приносился в жертву высшим духовным целям. Как искусно старались возвысить обаяние церкви, к каким насилиям прибегали для этого, с самого начала водворения христианства среди германцев, можно видеть из приведенных нами мест Падерборнского капитулярия. В нем, между прочим, преследуется языческий обычай сжигания трупов, колдовство, даже вера в силу колдовства. Это показывает, как еще сильна была оппозиция введению христианства, особенно среди племен, живших на восточных окраинах Западной империи.

Люди всегда остаются верными окружающим их условиям и если, например, в средние века германцы и галлы не мыслили, как греки, то это проистекало из того, что жизнь складывалась из молитв и обетов, аскетических подвигов и странствований к святым местам, веры в чудеса и т. п. Среди всего этого проявлялись грубые порывы чувственности. Серьезной науке, позитивному знанию было мало места, зато открывался самый широкий простор фантазии.

Карл со своей стороны сделал для успеха науки все возможное. В этом отношении, как вообще по силе творчества и энергии, его можно сравнить с Петром Великим. Сам он, говорит Эйнгард, с большим прилежанием занимался науками и, высоко почитая ученых, оказывал им великие почести. Грамматику он слушал у Петра Падуанского, другие науки у Алкуина; прекрасно и с увлечением говорил по-латыни, так что его «можно было принять за учителя». Изучив основательно арифметику, он занимался астрономическими выкладками, следил за звездами. Но, владея языком, писать по-латыни не научился. До самой смерти, даже больной, он держал под подушкой табличку для письма, но цели не достиг.

Кончина Карла Великого. Сама смерть Карла была возвещаема народу особыми знамениями. Майнцский мост на Рейне, результат десятилетних работ, неизвестно отчего сгорел в течение трех часов; здания разрушались; с неба падали метеориты; молния ударила в Ахенский собор; императорский дворец дрожал в основании. Все это записано Эйнгардом со всей пунктуальностью. Карл Великий скончался 8 января 814 г. в Ахене от лихорадки, усложненной плевритом. Его оплакивали все, даже язычники, как отца отечества (quasi pater orbis)[75].

Его похоронили в тот же день, как он умер и, по преданиям, оригинально, как не хоронили ни одного государя. Вечный воитель должен был изображать собой вечное бодрствование. Его забальзамированное тело усадили в золоченое кресло, надели корону, в которую был вделан кусок Св. Креста, облекли в императорское одеяние, вложили в руки меч, золотой скипетр и золотой щит, на колени возложили Евангелие и так поставили в склепах Ахенского кафедрала, сооруженного им при жизни. Над могильной плитой была сделана золоченая арка с его изображением и надписью, совершенно верно передававшей исторический подвиг гениального человека:

«Под сим памятником положен прах Карла Великого и католического императора. Сильно расширил он королевство франков и счастливо правил ХLVII лет Он скончался 70 лет в год Господень DCCCXIIII индикта VII. Кал. V февр.».

Но для воображения современников действительных исторических заслуг было мало.

Карл Великий после смерти. По поэтическому представлению, для Карла Великого не существует времени и пространства; он вихрем носится по Европе из одного конца в другой: он всегда и везде. Он никогда не был побежден; его меч повсюду торжествует. Его таинственное коронование, его войны с язычниками и мусульманами, со славянами, маврами и саксонцами, великолепные праздники и турниры, Ахенский двор, это чудо тогдашней Европы, — такова была его политическая, фактическая деятельность. Если же взять его образ в легендарном представлении, как рисуют его хроника Псевдо-Турпина, Сан-Галленская летопись и хроника, которая велась в парижском монастыре Сен-Дени, то там он является в несколько ином, более грандиозном виде. Он мечом и кровью содействовал обращению язычников в христианство. Он был типом величавого христианина, воителем-аностолом. Умирая, он думает лишь о торжестве Креста. Известно, что Карл зорко следил за возвышением пап, препятствовал этому возвышению, но здесь, в хрониках, он представлен иначе. В последние минуты его предсмертные мысли, говорят летописцы, сосредоточиваются на Риме, где наместник Христа был освобожден, благодаря императору. Он вспомнил, что Германия наводнена католическими миссионерами, что все европейские язычники стали христианами и, в восторге пропев последние слова Спасителя, закрыл глаза навеки. Эта картина заслуживала того, чтобы быть воспетой поэзией.

Но через несколько десятков лет этот могучий образ разрастается еще грандиознее в воображении потомства. Карл Великий является чуть не мифическим лицом. Он наделен всевозможными силами духа и тела. Его законодательство и победы в народном воображении осеняются необычайным ореолом; ради великого императора и исторические сведения о нем перепутываются тогдашними хронистами, а тем более рапсодистами. Летописец, собирая народные предания, конечно, старался излагать их сообразно с понятиями своего времени, а потому, естественно, подчинялся творческой деятельности певцов.

Каролингский эпос. Личность Карла Великого породила в средневековой литературе особый цикл рыцарских песен, получивший название каролингского. Эти песни нельзя называть плодом воображения отдельных поэтов. В известные эпохи, собственно говоря, и не может быть великих поэтов; никто не в состоянии возвести на высшую ступень творчества общедоступные идеалы; их дело прекрасно исполняет сам