и движений, развернувших деятельность, нацеленную на политические перемены. Некоторые историки считают, что, если бы этому развитию позволили достигнуть результатов, оно привело бы к созданию общественного и политического климата, необходимого для функционирования либеральной демократии.

Женские подразделения были сформированы в рамках усилий, предпринятых российскими элитами для повышения гражданской ответственности у населения. Многие доброволицы, служившие в женских подразделениях, равно как и женщины, занимавшиеся организационной работой, отчетливо сознавали, что их действия вписываются в концепцию патриотического долга и гражданственности, согласно которой права и возможности, предоставляемые государством, сочетались с долгом и обязанностями перед этим государством. Они понимали, что гражданская ответственность предполагает готовность сражаться и умереть за свою страну. Их патриотизм часто являлся выражением этого фундаментального аспекта современного гражданства в национальном государстве. Их воззрения проистекали из нового понимания гражданственности и патриотизма, основанного на равноправии полов.

Патриотическая деятельность женщин-солдат выходила за пределы не только гендерных, но и классовых границ, поскольку доброволицы принадлежали к разным социально-экономическим слоям. Их патриотизм особенно поразителен, если учесть, что государство давало им мало прав и привилегий, зато доставляло много трудностей и лишений. Выделяется он и на фоне солдат-мужчин, большинство которых не выказывали энтузиазма по отношению к войне, считая, что им ее навязало далекое и действующее в собственных интересах правительство. Патриотизм участниц женского военного движения, происходивших из высших социальных слоев, объяснить несколько проще. Во-первых, он возник в образованных кругах российского общества, где было сильнее развито чувство гражданственности. Во-вторых, он согласовался с общим всплеском патриотических настроений в российском обществе после Февральской революции. А в-треть-их, его продвигали прогрессивные женщины, считавшие, что участие в военных действиях может принести им выгоду.

Однако не все женщины, вступавшие в русскую армию как в индивидуальном порядке, так и в составе женских воинских подразделений, были участницами женского движения или хотя бы представительницами образованных классов. Многие из них имели крестьянское или рабочее происхождение. Патриотизм этих женщин еще более примечателен. Низшие классы российского общества не выказали такого же рвения, как представители образованных слоев, в начале войны в 1914 году и не разделяли поддержки военных действий, возобновившейся после Февральской революции (хотя падение угнетающего царского режима восприняли в основном с удовлетворением). Большинство из них полагали, что война ведется в интересах правящих элит, не соотносили себя с военными целями правительства и даже не понимали их. Они не считали, что участие в боевых действиях может принести им что-нибудь, кроме страданий. Хотя мобилизация не встретила особого противодействия, большинство исследователей полагают, что русские люди в массе своей шли воевать, поскольку привыкли следовать распоряжениям правительства. По мнению Аллана Уайлдмена, большинство «отвечали тупой покорностью» [Wildman 1980: 77]. Кроме того, низшие классы российского общества так и не развили в себе фундаментального понимания патриотического долга, которое включало в себя обязательную военную службу [Golovin 1931: 8]. Вместо этого они рассматривали военную службу как неприятную повинность, а призыв в армию – как нечто наподобие смертного приговора.

Русское крестьянство ощущало преданность царю, а также придерживалось религиозных и национальных ценностей, но эти чувства были ограниченными. После начала войны в 1914 году большинство русских сочувственно отнеслись к идее, что Германия являет собой угрозу для матушки-России, – идее, которая поддерживалась пропагандой, изображавшей немцев жестокими, кровожадными гуннами. В конце концов, немцы напали первыми. Российские массы отчетливо это сознавали. Но патриотизм подобного рода также был ограничен. Он имел скорее локальный или региональный, нежели национальный характер. Многие осознавали себя представителями сельской общины, которую воспринимали как часть более крупного уезда или губернии, но реже – как часть огромной империи, занимавшей восьмую часть суши. Солдатам крестьянского происхождения было свойственно высказывать замечания такого рода: «Мы из Тамбова или Пензы. Враги далеко от нашей губернии. Какой смысл воевать?» [Там же]. Нельзя сказать, что русские крестьяне не чувствовали преданности по отношению к России или Православной церкви. Однако на войну они шли неохотно, а по мере того как она затягивалась, все меньше хотели сражаться и погибать на войне, которая, по их мнению, не отвечала интересам ни одной из сторон.

Тем поразительнее многочисленные примеры женщин крестьянского и рабочего происхождения, которые бросали дом и отправлялись в дальний путь, чтобы присоединиться к боевым действиям. Почти все они выражали желание защищать Родину. Эти женщины проявляли более развитую гражданскую ответственность, чем мужчины из тех же общественных слоев, и предпочитали исполнять традиционный мужской патриотический долг, а не служить государству более приемлемыми «женскими» способами.

Одним из важнейших факторов, определявшим деятельность этих женщин, являлся их семейный и социальный статус. Большинство женщин-солдат были молоды, в браке не состояли и детей не имели. Таким образом, они были свободны от домашних обязанностей, возлагавшихся на жен и матерей. В отличие от мобилизованных мужчин, их не обременяла и необходимость содержать семью[65]. Многие женщины-солдаты имели опыт жизни или работы в городских условиях, что, несомненно, дало им больше независимости и свободы, которые позволяли им самостоятельно определять свой жизненный путь. Возможно, они были «лишними» дочерями, не игравшими существенной роли для выживания семьи, которых часто отправляли работать вне дома, даже за переделы родной деревни, без приданого и с туманными перспективами замужества. Подобно женщинам-солдатам из высших слоев общества, они стремились принести пользу – своей стране, если не своим семьям. Возможно, они пытались найти собственную идентичность, которая могла бы быть выражена посредством выполнения патриотического долга. Еще важнее то, что, будучи крестьянского и рабочего происхождения, эти женщины имели привычку к тяжелому физическому труду Роль женщины в российском обществе красноречиво характеризует один факт: многие женщины, вступившие в армию, отмечали, что позиционная война была «не самой сложной или неприятной работой, которую им приходилось выполнять», и утверждали, что «это было менее трудно и разве только чуть более опасно, чем работать в поле или на фабрике» [Dorr 1917: 78]. Таким образом, вступление в сферу боевых действий, очевидно, явилось для них менее решительной переменой, чем можно было бы предположить.

Шагнув в пустоту, созданную мужчинами, которые не сумели исполнить свою традиционную патриотическую роль, русские женщины-солдаты Первой мировой войны привели нас к пересмотру гендерных представлений о патриотизме. Когда так много женщин проявляли качества, ранее приписываемые только мужчинам, они не только отринули предписанную им пассивную роль, но и заставили переосмыслить понятие защитника Родины, которое до этого было закреплено исключительно за мужчинами. Хотя традиционная модель, завязанная на материнстве, заботе и воспитании, никуда не делась, она была дополнена появившимися у женщин новыми возможностями в публичной сфере. Теперь стало приемлемым, хотя и только в исключительных обстоятельствах войны, чтобы женщины исполняли