А она за ним и правда не поспевала: это Тимка что ни день, то в этих лесах гуляет. Да и тётя просила не уходить слишком далеко от тропинок — а мальчик совсем уж в чащу рванул.

***

Хруст хвороста под ногами. Стопа болела.

Как могла, Лиза старалась отогнать наваждение. Отогнать затягивающее её марево. Ей нельзя, нельзя поддаваться видению.

Это не её, не её вина.

***

— Лізо, тут навіть смачніші! — брат совсем углубился в лес, и девушка с уже и так чуть ни полной корзиной едва ли поспевала за ним. — Ого! — окликнул, — диви! Тута хтось мертве крольча полишив! Ану-ка…

… Красную тряпку на ветке Лиза заметила слишком поздно. Почти вместе с тем, как Тимка закричал, и зашуршали листья.

Оборванные алые лохмотья, палая листва. Кроличья голова и утопающий в земле мальчик.

И собаки. Собачий лай.

***

Девушка раскинула руки и закричала. Голова её полнилась звуками хриплого, заглатывающегося детского кашля, смешанного с истошным воем диких лесных псов.

Тёмная роща и лапы-ветви, длинные тени и грубое рубище.

Нет, смерть брата не на её руках. Она не причём. Она совершенно не причём. Он знал этот лес куда лучше неё. Он мог заметить ту тряпку, предупреждающую о волчьей яме. Он мог догадаться, что кролик — приманка для зверя. Он мог! Он мог!..

Чёрная сухая рука схватила её за шею.

Две впалых зарницы, лишённых глаз. Обволакивающая пустота.

«Это не я! Не я! И собаки! Они там повсюду были! Лаяли, выли, сбегались… Я… Я хотела жить… Я просто хотела жить…»

Длинные твёрдые пальцы очень сильно давили. Всё размыто — и сплошное алое марево. Очень больно, очень трудно дышать.

Вздрогнула. Ещё, и ещё. Слабо повела головой. Пальцы рук непроизвольно стиснулись — и разжались, и всё тело — как будто обмякло.

***

Лиза вскинула голову, словно видя себя со стороны.

Тварь в сером рубище схватила слабую девушку под скулы, держала её обмякшее тело на весу. Ни хищник, ни жертва не встречались глазами. Сущность — глядела прямо перед собой. Слабая — она просто проникла.

«Это… Это там я? Что, всё вот так просто? Поймали, настигли? Никакой надежды, никаких сил? Я не смогла спасти брата и поэтому должна умереть?»..

Лиза отступила от твари, от той-себя. Видела, как та, схваченная, всё ещё трепыхалась, словно тряпичная кукла. Как тот грязный клоун на потешном столбе, когда подали ток. Такие же смешные конвульсии. Такой же хрип.

«Но ведь я же не слабая! Я же клялась, что второго раза не будет! Моё достанется мне!»

Пальцы той, захваченной Лизы, опять сжались.

«Я хочу жить! Я хочу защищать родных!»

Пойманная сцепила зубы.

«Я не убегу! Я не убоюсь!»

Слабо-слабо дёрнулась обмякшая рука.

Девушка вспоминала младшего брата. Как часто они гуляли. По вечерам в его уютной спальной сидели за видеоиграми. И как он приезжал к ней в город. Вспоминала его открытую улыбку, весёлый, заливистый смех.

Как он обнимал её при каждой встречи. Как не отлипал от неё, когда приходилось прощаться.

… Безвольное тело вздрагивало. Руки тщетно сгибались в локтях.

… Как он упал в волчью яму. Как сама бежала от стаи собак…

Опять слабость, опять голова кругом.

«Нет! Нет, всё не то!»

… Как встретилась в парке с Кристиной.

Их поцелуй и их ночь.

Её тепло. Её, пусть и отстранённая и осторожная — но всё-таки нежность. Её лавандовый запах. Её яркий взгляд.

… Ладони опять стиснулись в кулаки.

… «Околица гиблое место! Околица проклята! Околица чёрное место!»

Чёрное.

Чёрные скрюченные пальцы. Длинное дряблое запястье. Оно же ведь обгоревшее. Ломкое. Только б схватить. Надавить. Сломить. В щепки, в щепки сдавить!

… Сильный, глубокий вдох — и как будто оковы треснули, обмякшая в жёсткой хватке вскинула руки, сцепила ладонями душившую её лапу.

О, теперь злая, яростная, она впивалась жадным, безумным взглядом в пустые глазницы твари. Свела зубы, и дыхание — уже дикий, свирепый рык.

Её пальцы жгло от прикосновения к чёрной и грубой, такой сухой коже. Жарко, болезненно. Но сильнее, сильнее сдавить — и ломкий звук, шум осыпающихся углей. Лапа отделилась от тела твари, и когти безвольно рухнули к ногам девушки.

Лиза спасла себя — но это только начало.

Шаг её лёгок и скор, а лес — лес вот он, уже и кончился.

… И она заспешила, ринулась в тёмную ночь.

***

Тяжело дыша, она бежала по одинокой улице, обставленной высотками с обеих сторон. И ей наплевать на тени у жёлтых окон. Плевать на шорох и стук тварей, что ползли за её спиной — они настырные, но слишком медлительны.

Околица её обманула! Заставила поверить в рассвет, а вместо этого — по сути «включила» белую ночь.

Но Лизе уже плевать. Она разгадала обман.

И она справилась со своим палачом. С палачом, что так часто являлся к ней, снова и снова низвергал в бездну бессмысленной вины, какую она лишь выдумала.

И теперь она обязана. Обязана спасти любимую. Во что бы то ни стало. Даже и ценой себя. Своей жизни. Всего.

Главная улица, её кафе — и истошный лай.

Девушка не остановилась, хоть и видела, что дальше из-за заборов выскакивали собаки — и стая полудохлых ночных зверей с шумом рвалась на неё.

Псы! Чёртовы псы! Именно из-за них она там, в том лесу так боялась. Боялась за себя, хоть и могла, могла, наверное, их прогнать.

И сейчас та же стая ей преграждала дорогу.

… Но нет!

Девушка занесла руку — ладонь в копоти, пыли, углях — и сцепила кулак, одним крепким ударом пробила череп собаке, что с рыком метнулась к ней.

Ещё лай, лязг зубов со спины.

Резко дёрнулась — и сцепила в ладонях морду. С силой дёрнула в одну сторону, и другую — хруст сломленной шеи — и новый труп.

Согнувшись, хрипло дыша, Лиза зло глядела на оставшихся, обступивших её зверей. Те уже лаяли не так охотно. И приближаться к ней не спешили. Но и не пропускали.

… а сзади слышался гул и цокающие удары когтей.

«Кристина! Она там одна, во мраке. Брошенная. Забытая. Уже и не верит в спасенье. Просто ожидает расправы. Околица может давить. Умеет давить. Она сломает её. Сломает!».

Дикий крик — и яростная рванулась к собакам — и те расступились, хоть и продолжали лаять