бы не сдвинулся даже если бы и захотел. Все равно большая часть поместья для меня закрыта. Опять-таки по непонятной причине. Почему-то я объяснил это нежеланием этой женщины отвлекать меня от выплаты долга. Но, возможно, она желала другого. Что, если она скрывала от меня что-то важное? Что, если знала, что я заподозрю ее, увижу в действиях противоречия и расследую… О, черт! Когда эта женщина скрывала правду, она прятала нечто ужасное.

Я заметался из угла в угол. Правая рука сама потянулась к губам, а палец удобно разместился между челюстей. Поддел зубом ноготь, и мои мысли хлынули бурной рекой.

Эта женщина знала про убийцу Дениса. Наверняка… Нет! Точно знала про убийц Миши и Кати. Точно знала, как их убили. Миша, Катя и Денис родились для откупа. Надя — чтобы продолжить род Рязановых, а я — чтобы спасти ее ценой своей жизни. Слишком сложно. Одни догадки и предположения. Ни одной верной опоры.

Я отбросил все домыслы, оставил только факты. Что я знаю наверняка? Вспомнился список, который я составил вчера. К нему добавились другие известные факты: на нашей семье висит огромный долг, члены Совета убили Мишу, Катю и Дениса, чтобы в Лягушево не нагрянул Ничтожный, эта женщина приманила меня в город квартирой, повесила долг, а также ужала огромное поместье до трех-четырех комнат. Вроде перечислил все.

На всякий случай выхватил из рюкзака блокнот, опер на стол и выписал, чтобы не держать в памяти.

Факты закончились. Настало время предположений.

Мои действия напоминали работу детектива из фильма. Сначала я закрепил на доске фотографии разных людей, выписки, счета и прочую «важную» информацию. А теперь соединял их красными нитями.

Я начал с первого пункта:

«1. Эта женщина забрала у Миши, Кати, Дениса и Нади возможность стать мистиками.»

Сразу появились очевидные вопросы: «а почему ты можешь?» и «почему она так поступила?»

На второй почти сразу же пришел очевидный ответ — чтобы купить что-то. Когда-то давно, она хотела что-то купить и не нашла лучшего выхода, кроме как продать возможности своих детей. На догадку родился новый вопрос: «это случилось до или после долга?» Скорее всего, до. Легкомысленность не в ее духе.

Хорошо! Она оставила лазейку для одного ребенка. И тут на сцену выходил первый вопрос. Почему я? На роль «мистика Рязановых» — как меня называли члены Совета — отлично подходил Денис или Миша. Затворник или раздолбай всяко лучше белой вороны, которая еще и сбежала из дома.

Что-то не так. Предположение рушилось, как карточный домик. Мне не хватало последнего пазла. Одного-единственного факта, что поставил все на свои места. Без него красная нитка между остальными рвалась, а вся картина смазывалась в большую кляксу.

Надя вернулась, держа в руке помятый листок. Она уселась обратно за стол и положила передо мной прощальную записку.

Бумага давно пожелтела, ровные синие буквы выводили послание:

«Я буду ужасной матерью. Прости».

И все. Текст напоминал маленький островок в океане пустоты. Содержимое послания было также скудно, как содержимое души автора.

Я поднял на Надю взгляд с немым вопросом. Она лишь скрестила руки на груди и отвела глаза в сторону.

— Все, что нашла, — пожала сестра плечами. — Обыскала мамину комнату, но Мишина записка куда-то пропала. Наверное, мама убрала ее.

Предсмертное письмо Кати не пролило ни капли света на тайну этой женщины. Оно стало лишь одной из бумажек, которую я повесил на доске, и то на краешке.

— Денис же…

— Он не оставлял записок, — предугадала Надя ход моих мыслей. — Просто исчез в один день.

Я молча кивнул.

Черт. Неужели опять тупик? И тайна этой женщины никогда не раскроется?

От чего-то во мне крепла мысль: я все усложняю, и нет никакой тайны вовсе. Вместо разгадывания плана этой женщины, я копаюсь в ее грязном белье. В грязном белье моей семьи. Что если… Что если всего на секунду, на малую долю секунды предположить, что никакой тайны нет. Нет хитроумных планов. Нет скрытых мотивов и причин. Есть только ужасная трагедия. Трагедия, которую она пыталась предотвратить.

Но мысль разбивалась о скалы безразличных фактов. Эта женщина закрыла для меня все поместье. Значит, она точно что-то скрывала. И, похоже, не только от меня.

Я выдохнул и провел пальцами по волосам. Действительно, тупик. Пока лучше повременить с разгадкой. И так дел невпроворот.

— Что дальше? — осторожно спросила Надя.

Мой взгляд переполз с записки Кати на нее. Не время думать о тайнах, когда на кону жизнь сестры.

— Мы, — начал я.

Кабинет этой женщины окрасился в алый. Пол и стены покрыли красные ковры, а один из книжных шкафов навис надо мной. Он захрипел, как заядлый курильщик. Левую руку сковала тупая боль.

— Мы соберем «мертвую руку». Из палок, мелков, соли и святой воды.

— Это будет «граната»? — спросила Надя и добавила: — Ну, чтобы не подорваться?

— Нет, «ядерка». Мы свяжем ангела.

♀♀♀

Когда Теодор ушел, я вернулась в мамин кабинет, накинула на плечо ремень сумки и пошла к лестнице. Половицы скрипели под моим весом, и звуки двоились. Шаги двоились. За двумя следовала еще пара. Более тихая и еле заметная. В первый день я сходила с ума и все время оглядывалась, но затем привыкла. По словам Тео, в доме были Скрытые, и, похоже, один из них следил за мной.

Я поднялась по лестнице и двинулась по коридору. В поместье второй этаж отводился под спальни. Первая, ближе к лестнице, конечно же, принадлежала маме. Дверь выглядела старой, по краям тянулись светлые порезы, будто от ножа. На ней не было краски. А дерево вокруг металлической ручки облепляли черные отпечатки ладоней. Я спрашивала про них, но мама всегда отшучивалась. Говорила, что давным-давно разозлила стаю дивьих людей, они ворвались в поместье и чуть не убили ее. Мама оставила отпечатки в качестве платы за проступок. В детстве я боялась проходить мимо этой двери. Она всегда казалась мне жуткой, словно ее достали из ужастика и вставили в настоящий мир. Про саму комнату и вспоминать не хотелось…

Дальше по коридору вырастала синяя дверь, за ней лежала спальня Миши. Никогда не заходила туда. Даже из любопытства. Старший брат казался мне мерзким.