- Главное, - сказала Керо, вспомнив рассказ Катрины, - это в крючках не запутаться...

- Я тоже эту историю слышал, - рассмеялся Эмиль. - Видимо, с другой стороны. Мы уж как-нибудь обойдемся.

Они не запутались в крючках и не уронили свечу на край полога постели, как рассказывала Моника. Свечи были вовремя задуты, а платье Керо и костюм Эмиля оказались на полу в полном беспорядке за считанные минуты.

Поцелуи, объятия, соприкосновение обнаженных тел, сила и нежность, усталость и счастье - все, что она уже знала, оказалось иным: новым, помноженным на любовь, а потому в сотню раз более ярким, сводящим с ума и опьяняющим...

В открытое окно врывался прохладный южный ветер, пришедший с гор. Сухой и свежий, он высушивал со спин пот, играл прядями волос и шелком стелился по коже; пах смолой и соснами, льдом горных шапок, мятой и водой источников.

Эмиль улыбался, положив ей голову на грудь. Северянка провела рукой по его плечу, чуть сжала пальцы, радуясь тому, как напрягаются мышцы. Она никогда не считала себя слабой, презирала изнеженных барышень и их кудрявых кавалеров, и в спутники себе выбрала того, кто - сильнее. Чтобы идти вместе и рядом, поддерживая друг друга во всем. Может быть, немножко состязаясь, поддразнивая друг друга, но - рука об руку, и зная, что его плечо всегда будет немножко сильнее.

- Я хочу, чтобы так было всегда... - шепотом сказала Керо.

- Я сделаю все, что смогу, чтоб так было.

- Я тоже.

Эмиль знал, что она не шутит, что - может и будет делать. Никогда не останется тенью, прячущейся на женской половине дома, занятой лишь детьми и хозяйством. Что бы ни пришло в голову мужу, куда бы ни занесла их обоих судьба, они будут вместе, и Керо постарается, чтобы никто и никогда не смел им мешать.

Пусть небо рушится на землю - она подставит плечо, чтобы помочь его удержать.

В горе и в радости, в достатке и бедности, во время мира и во время войны, и если Сотворившие присудят Эмилю кару - то пусть демоны заранее куют доспехи, она пойдет за мужем и в Мир Воздаяния.

Бедные, бедные демоны...

- Их было шестеро, одеты как алларцы, - рассказывал во второй раз Фиор, борясь со сном. Вынести удар шпаги было куда легче, чем последовавшую за ним заботу мэтра Беранже; первое Ларэ пережил без макового настоя, а вот обработку раны... - Старший сказал, что герцог Алларэ отправил их мне навстречу, чтобы проводить. Меня насторожил его выговор... и то, что он сказал - я могу отпустить своих спутников. Я отказался. Сказал, что они могут следовать за нами. Тогда они взялись за оружие. Они не хотели меня убивать, я почти сразу это понял. Ранили потому, что я сам подставился под удар. Потом кто-то позвал стражу, сбежались люди, они скрылись. Оставили три трупа, четвертого забрали с собой.

Пробитое насквозь плечо отчаянно ныло, не помог и настой - лекарь разворотил рану инструментами. Кровь остановилась быстро, но голова все еще кружилась, и хотелось пить; но более всего прочего Фиору досаждала тревога на лицах окружающих. Ничего непоправимого не произошло, от раны в плече не умирают, да и получена она была по собственной неосмотрительности. Еще не повод, чтобы переполошился весь дом...

Гораздо печальнее, что в короткой схватке погибли оба его спутника.

- Почему вы считаете, что это было похищение? - спросил Кадоль.

- Один пытался меня обезоружить, еще у двоих были дубинки и сеть.

- Господину Скорингу понадобились заложники? - приподнял бровь Эвье. - Экая дерзость.

- Не думаю, что все так просто, - качнул головой Реми.

- Какой из меня заложник... - улыбнулся Ларэ.

- Такой же, как из любого другого. Надеюсь, что этот урок пойдет на пользу всем. Любого, кто выедет из дома без пяти сопровождающих, я... найду, что сделать, - сурово оглядел собравшихся герцог Алларэ. - Эвье, спрашивать я буду с вас.

- Будет исполнено, господин герцог.

- Не дом, а госпиталь ветеранов, - Алларэ недобро усмехнулся. - Фьоре, о чем вы думали, когда лезли в драку?

Вопрос был риторическим, но Ларэ надолго задумался. О чем он думал, ввязываясь в схватку в темном переулке? Может быть, о том, что устал терпеть все, что происходит в столице? Устал сидеть в особняке Алларэ, заниматься перепиской с главами сопредельных держав, копаться в старых сводах законов и договорах? О том, что девятину назад у него было два брата, а теперь один пропал, а второй оказался не только марионеткой, но и редкостной дрянью?..

И еще о том, что можно половину жизни молчать, соглашаясь со всеми - с отцом, наставниками, герцогами Гоэллоном и Алларэ, с Гильомом Аэлласом, - но однажды вдруг понимаешь, что тебе двадцать шесть лет, и ты только и делаешь, что молчишь и соглашаешься, подчиняешься и знаешь свое место, а всех, кто тебе дорог, казнят, убивают, предают, пытают...

Потому что ты молчишь и соглашаешься.

Потому что не смеешь спорить с отцом, потому что надеешься, что другие позаботятся о брате, потому что медлишь бросить вызов предателю.

И в один прекрасный день больше не можешь смотреть на себя в зеркало, видя там беспомощное, жалкое и презренное существо, не достойное даже той половины имени, которую носит.

Тогда остается только броситься со шпагой в руках навстречу похитителям, боясь не смерти, а лишь того, что не победишь, окажешься в плену, подведешь тех, кому ты еще - несмотря ни на что - нужен.

Реми задал еще десяток вопросов, потом ушел, следом за ним и остальные; остался только наследник герцога Гоэллона. Фиор был этому рад. Снотворное питье подействовало, как всегда, серединка на половинку: спать хотелось, а заснуть не удавалось. На смену азарту боя и белой ледяной ярости, с которой он обнажил шпагу, пришла противная мелкая дрожь. В схватке он убил двоих, но не уследил за тем, что происходило рядом. Арно и Клод, оба - эллонцы, погибли, защищая его. Капитан