Мать орет громче, чем когда-либо раньше, по ее лицу текут злые слезы. Она поднимает фотографию и в ярости разрывает ее на две части, затем бросает куски в холодный неиспользуемый камин. Имоджен вскакивает на ноги, они так сильно дрожат, что она не уверена, устоит ли на них, выбегает из комнаты, несется вверх по лестнице в свою комнату и захлопывает за собой дверь.

Глава 78

Имоджен

Рядом с кроватью сидит Пэмми и смотрит на меня, даже не пытаясь скрыть беспокойство. Она спросила, как я себя чувствую, как только вошла, едва ли обратив внимание на Дэна, когда он проходил мимо нее, волоча ноги и бормоча под нос какие-то извинения, которые было не разобрать. Я не знала, что ответить, поэтому ничего не сказала.

– У тебя когда-то бывало так, Пэм, что ты не знала, что хочешь что-то, пока это у тебя не отобрали? – в конце концов спрашиваю я.

Пэмми тянется ко мне и опускает руку на мою ногу.

– Нет, со мной такого не бывало. Я всегда точно знала, чего хочу, – отвечает она с печальной улыбкой. – Но я знаю такого мужчину.

– Ричард?

Она кивает.

– Он не хотел иметь детей или, по крайней мере, не торопился с этим. Они не занимали верхних строчек в списке его приоритетов. Как я предполагаю, он всегда считал, что у него для этого полно времени. Он на самом деле согласился попытаться только ради меня, а когда мы выяснили, что в нашем случае это не так просто, как у здоровых людей нашего возраста, это стало у него навязчивой идеей. Я не знаю, посчитал ли он, что таким образом ставится под вопрос его мужская сила, или просто не осознавал, как сильно хочет детей, до того, как нам заявили, что их, возможно, у нас не будет.

– Он начал попытки только ради тебя? Потому что ты хотела? А он что хотел?

Я и подумать не могла, что слова прозвучат жестоко, но Пэмми морщится.

– Я не пыталась на него давить, то есть нельзя сказать, что он совсем не хотел детей, просто не торопился, как я. У меня стали тикать часики, и я стала думать только об этом.

Я киваю и откидываюсь на подушки, беспокойно ерзая. Почему мне никак не устроиться в этой чертовой кровати? Мне здесь очень не нравится, я же лежу в окружении мамочек и их орущих младенцев. Меня положили в отдельную палату в самом конце родильного отделения, совершенно точно, чтобы пощадить мои чувства, но я чувствую себя как прокаженная – не подхожу для того, чтобы находиться рядом с нормальными, хорошими матерями. С теми, кто оберегает и любит своих детей. Как мне объяснить Дэну, что это было неизбежно? Раньше или позже я бы все равно что-нибудь испортила – у меня это в ДНК. Конечно, лучше, что это случилось сейчас. А если это правда, почему я ощущаю зияющую дыру в том месте, где когда-то было мое сердце?

– Ты пытаешься сказать, что хотела ребенка? – спрашивает Пэмми, склоняясь ко мне поближе. – Конечно, совершенно нормально чувствовать страх и неуверенность. Может, ты его хотела все это время, просто не знала об этом.

– Думаю, что знала, – признаюсь я. Я испытываю облегчение от того, что мне есть с кем поговорить – с человеком, отстраненным от сложившейся ситуации, хотя я и осознаю, что Пэмми страшно хочет собственного ребенка, и мне больно от всего этого. Эгоистка Имоджен всегда думает о том, чего хочет она, что нужно ей. – Я убедила себя, что не хочу ребенка, потому что была уверена: ребенок испортит мои отношения с Дэном, и в результате я его возненавижу…

– Как твоя мать, – завершает за меня предложение Пэмми. Именно поэтому мне и требовалась Пэмми здесь. Она знает, как я росла. Она знает все про это место и про то, что оно делает с людьми, о том, какую власть оно имеет над жителями. Я просто удивлена, что она сама решила рожать здесь. – Ты, Имоджен Рид, совершенно не похожа на свою мать. И я знаю, как ты относишься к Гонту, но ничто из этого не имеет никакого отношения к тому, какой матерью ты будешь. Это внутри тебя; не в ДНК, а у тебя в сердце. А если ты расскажешь кому-нибудь, что я сказала нечто такое душещипательное, то тебе придется забронировать в этой больнице еще одну кровать.

Я пытаюсь улыбнуться, но у меня ничего не получается. Мое лицо словно забыло, как улыбаются.

– Спасибо. Хотя я думаю, что больше это не имеет значения – я почти уверена, что моему браку конец.

Пэмми вздыхает.

– Для такого умного человека, ты иногда бываешь поразительно тупой. Твой муж тебя любит, это увидит любой человек, даже если у него один глаз стеклянный! И несмотря на то, что ты очень постаралась его оттолкнуть, он только что весь вечер просидел рядом с твоей кроватью перед тем, как понестись домой, чтобы там собрать вещи, которые могут тебе понадобиться. Не надо мне ничего говорить! – Она поднимает руку, пресекая мои возражения. – Он не должен ничего этого делать. Если ты от него откажешься и отпустишь, Имоджен… Ну, нет таблеток, которые могли бы вылечить такую глупость.

Я даже не пытаюсь во второй раз улыбнуться.

– Не уверена, что у меня есть силы хоть на что-нибудь, Пэм. По ощущениям, я могла бы проспать тысячу лет.

– Ну, я не удивлена, учитывая, через что ты прошла. – Она начинает говорить тише, хотя нас не может никто услышать. – Врачи объяснили, почему это случилось?

Я качаю головой, и при одной мысли о случившемся у меня кровь начинает стучать в голове.

– Они запланировали какие-то анализы и обследования.

– Я хочу, чтобы ты знала: я всегда готова тебя поддержать. – Пэмми мнет пододеяльник в руке, и у меня создается впечатление, что она нервничает. Не уверена, что я когда-либо раньше видела, чтобы Пэмми нервничала. – Я была на твоем месте.

– О боже, Пэмми, мне очень жаль! Почему ты мне никогда об этом не говорила?

Она пожимает плечами.

– Не знаю. Наверное, просто не хотела тебя грузить. Ты была так далеко, жила своей идеальной жизнью в большом городе, у тебя была головокружительная карьера, идеальная квартира, а я не хотела вываливать на тебя всю фигню из моего маленького городка.

– Сейчас это совсем не кажется фигней из маленького городка.

Пэмми морщится.

– Проклятье, я не это имела в виду.