Кат вынул булавку и кольнул палец.

– Дай-ка руку, – сказал он. Петер протянул ладонь, и Кат крепко сжал её своей здоровенной правой лапой, словно хотел скрепить какой-нибудь договор по китежскому обычаю.

Петер хлопнул ресницами и робко улыбнулся. Слегка стиснул пальцы, отвечая на пожатие, хоть и не понимая, отчего это потребовалось именно сейчас.

Тогда Кат вытянул левую руку и мазнул окровавленным пальцем по лбу мальчика.

Петер вздрогнул, удивлённо нахмурился.

А в следующий миг вокруг стало темно.

Темно и тихо.

Кат отпустил ладонь Петера.

– Где мы? – спросил тот, невольно понизив голос до шёпота.

– Сам мне скажи, – отозвался Кат, снимая очки.

– Что ты имеешь в виду? – произнёс Петер напряжённо. – Стоп, минутку…

Кат понимал, что они находятся в доме. В доме, куда давно никто не заглядывал. Это чувствовалось по стоячему воздуху, лишённому запахов еды, одежды и людского дыхания. Это угадывалось по царящему кругом сырому холоду. Об этом молчаливо свидетельствовала тишина.

Петер негромко ахнул.

– Я знаю, где мы, – сказал он.

Послышались его шаги – уверенные, быстрые – а потом щёлкнул выключатель, и зажёгся свет.

Из темноты вокруг них возник зал – судя по убранству, что-то среднее между гостиной, классной комнатой и домашним театром. Вдоль дальней стены тянулось возвышение, вроде сцены. На сцене, опрокинутая, лежала небольшая трибуна. Повсюду были разбросаны обломки мебели: стулья, парты. Валялось несколько портретов в крайне плачевном состоянии. Под ногами блестели осколки стекла – разбитые абажуры от световых кристаллов.

– Это конференц-зал, – хрипло выговорил Петер. – Здесь мы учились. И выступали. И праздновали дни рождения. Я… Я дома.

Он сделал несколько шагов и остановился посреди зала, стиснув руки в замок.

– Похоже, сюда воры наведались, – заметил Кат. – И не раз. Странно, что свет ещё работает.

Петер покачал головой, не сводя глаз с поверженной трибуны.

– Кестнер всегда платил за месяц вперёд, – сказал он и вдруг скривил губы. – Демьян, извини, мне надо убедиться…

Не договорив, он уронил сумку на пол и быстро зашагал к высоким двустворчатым дверям рядом со сценой. Налёг плечом, открывая – створки были разбиты, висели косо. За дверями виднелась полутёмная лестница. Петер заскрипел ступенями и скрылся из виду.

Кат убрал очки в футляр, не торопясь прошёлся по залу. «Ошибся я насчёт воров, – подумал он. – Воры просто вынесли бы всё ценное. А тут кто-то душу отводил, куражился… Как мальчишка говорил – рейдеры?» Под трибуной виднелось пятно засохшей крови, дорожка из ржавых потёков вела через весь зал к входной двери: тащили раненого или убитого. Кат вспомнил утренний сон и зябко повёл плечами.

Ему вдруг пришло в голову, что Петер, должно быть, очень привязан к приюту, раз его вынесло из Разрыва именно сюда, а не, скажем, в родильную палату, где мальчик появился на свет. Кат прикинул, куда бы попал сам, если бы кто-то додумался приспособить его живое тело вместо якоря. В свой дом о трёх окнах? В особняк Ады? На развалины отцовского хутора близ Радовеля? В обитель Маркела?

Вновь скрипнули ступени. Петер вернулся в зал.

– Никого, – сказал он. – Всех забрали. Ирма… Её тоже нет.

«Конечно, нет», – подумал Кат.

Петер запустил пальцы в волосы и с силой подёргал.

– Надо искать, – проговорил он невнятно. – Демьян, надо скорее их искать! Ирма наверняка ещё где-то рядом. Я чувствую. Не могу ошибаться. И остальные ребята, Клаус, Гуннар, все… И Кестнера тоже можно найти! Демьян!

Он смотрел на Ката блестящими глазами: губы обветрены, искусаны, на лбу – мазок запекшейся крови.

Кат молчал.

– Надо искать! – выкрикнул Петер во всё горло, сжимая ладонями виски. В полупустом зале прозвенело короткое эхо.

Кат покачал головой.

– Сперва нужно доделать дело, – сказал он.

Петер закрыл лицо рукавом и постоял так с минуту, чуть раскачиваясь.

– Да, – голос его был сиплым. – Да, ты прав.

Он отвернулся, шагнул к валявшейся на полу сумке, подобрал за ремень.

Кат глянул на духомер. Прибор под обшлагом плаща светился ярко и безмятежно. С кормлением можно было подождать.

Петер подошёл ближе.

– Пойдём, – сказал он глухо. – Не могу здесь больше оставаться.

– Давай, – сказал Кат. – Покажешь, где у вас этот институт.

Они вышли в прихожую. Под сломанной вешалкой были раскиданы стоптанные разновеликие ботинки. Тут же обнаружилось ещё одно кровавое пятно, размером много больше того, что в зале. Петер, едва взглянув, дёрнул головой и широкими шагами проследовал к входной двери. Кату подумалось, что человек, которого сюда приволокли, скорей всего, подняться уже не смог. Вероятней всего, это и был Кестнер – единственный, кто пытался дать отпор нападавшим.

Петер с силой толкнул дверь. Она оказалась незапертой, отворилась неожиданно легко. Мальчик едва не упал, в последний момент схватившись за бронзовую, в форме львиной головы, ручку.