Выехали в пасмурный зимний день, двигались малопроезжими дорогами, кое-где прямо через заиндевелые кустарники.

Поскрипывала телега, стучали колеса по твердой земле, в нос ударял запах лошадиного пота. Дед был молчалив. После страшного происшествия на шардановском дворе дел Баляцо перестал балагурить. Время от времени он причмокивал, посвистывал, издавал какие-то звуки, понятные только лошадям, и все нащупывал что-то прикрытое сеном у себя под рукой.

Его, несомненно, заботило — что-то услышит он от доверенных людей о своих сыновьях, продолжающих скрываться в горах с отрядами повстанцев?

Наконец за кустарником показалась вершина кургана с белым, присыпанным снегом, каменным памятником. Это и было место тайных встреч.

Баляцо зачмокал энергичнее, направил подводу прямиком через кусты.

Давно хотелось Лю поговорить с дедом о происхождении курганов и каменных памятников. Их было немало вокруг аула в степи и на старых, заброшенных кладбищах.

— Дед, а дед! — окликнул Лю.

— Что скажешь, кучерявый? Замерз?

— Нет, не замерз. На сене тепло. А ты вот что скажи, Баляцо: правду ли говорят ребята, что в кургане можно клад найти?

Дед обещал рассказать историю кургана на обратном пути — сейчас, дескать, некогда. Он заметно волновался.

Подъехали к самому кургану — пустынно кругом, только ворон поднялся из-за кустов.

Баляцо начал высвистывать как-то по-особенному, и вскоре в ответ послышался такой же свист.

Лю стало немножко не по себе.

— Дед, а дед!

— Что скажешь, кучерявый?

— А может, сам дада Астемир сейчас выйдет к нам?

— Ой нет, кучерявый, это едва ли.

— А когда же дада вернется домой?

— Вернется! Непременно вернется! Иначе быть не может.

— Ох, поскорее бы! А то нана Думасара все плачет и плачет.

— Все мы плачем.

Опять раздался свист, уже ближе, Баляцо ответил. Послышались чьи-то шаги; кто-то шел через кустарник, подламывая ветки.

Баляцо и Лю насторожились. Из кустов показалась папаха, за ней другая. Вышли двое незнакомых людей.

— Салям алейкум, Баляцо!

— Алейкум салям! — возбужденно отвечал дед. — Я Баляцо.

— Да не очень уж ты баляцо. Этот малыш больше баляцо, — рассмеялись незнакомцы.

«Баляцо» по-кабардински значит — кудрявый, лохматый.

— Ты скорее усатый, да еще какой огненный! Так нас и предупредили, — продолжали шутить незнакомцы. — Ну, заворачивай телегу, будем нагружать. Тебе тут от твоих сыновей подарок. Для этого паренька — от его отца, для Сарымы — от Эльдара… Давай, давай!

— Так, значит, Казгирей и Аслан здоровы? — радостно засуетился Баляцо.

— Здоровы, все здоровы. И Астемир, и Эльдар — все здоровы. Скоро мы спустимся с гор. Так и передай Берду Шарданову, что ему еще придется ответить за Бота…

— Валлаги, придется ответить! Значит, вы уже все знаете?

— Знаем не хуже, чем сам аллах. Подхватывай.

Переговариваясь таким образом, незнакомцы выволокли из кустарника тюк, подхватили, раскачали, и странная поклажа тесно заполнила телегу.

— Так. Ну, а винтовки есть? — осведомился один из посланцев.

— Есть, — горделиво ответил Баляцо, и теперь Лю догадался, что именно дед нащупывал под сеном. — И винтовки, и патроны есть. Астемир и Степан Ильич во время болезни сидели на них, как квочки. Знаете Степана Ильича?

— Валлаги, кто же не знает Степана Ильича! Его по всем отрядам знают. А ты, дед, поменьше про эти винтовки болтай.

— Видит аллах, никто про них не знает и знать не будет… Покуда они сами не заговорят… Только вам, добрые люди, говорю.

— Добрых людей на дорогах много… Подавай сюда, а свою винтовку держи к себе поближе.

Так вот оно что! Значит, одна из винтовок по-прежнему спрятана под сеном. Час от часу становилось интересней.

Дед укрыл поклажу сеном, распрощались. Люди исчезли так же быстро, как появились. Дед зачмокал, тронулись в обратный путь.

— Вот тебе и клад нашли, — молвил дед, отъехав от кургана.

Лю думал о своем.

— А почему они забыли про Луто? — обратился он к Баляцо.

— Что забыли про Луто?

— Про Бота сказали, что Берд ответит за него, а про Луто ничего не сказали.

— Видит аллах, про всех вспомнят, — угрюмо пробормотал Баляцо.

В холодной, пасмурной степи наступали ранние зимние сумерки. Оглядываясь, Лю наблюдал, как таяло вдали пятно заповедного кургана с камнем, присыпанным снегом.

Мальчик чувствовал под собою добрую поклажу. Ему уже мерещились дымящаяся миска супа, запах свежеиспеченных коржиков. Лю вспомнил, как сегодня утром старая нана отломила ему половину своего черствого коржика, который она размачивала в воде, но он не съел эту добавку, а оставил ее на вечер — не то что Тембот, который и свое съест да еще выпросит кусок у него, Лю, или даже у Сарымы. Оттого, что он такой хороший и добрый, достойный, скажем, этих двух парней, которые только что грузили подводу, Лю стало особенно сладко на душе, заслуженной и особенно вкусной казалась ему ожидаемая награда.

И он хороший, и все вокруг хорошо, и, слава аллаху, скоро спустится с гор красный отряд и с отрядом — дада Астемир, Эльдар, Степан Ильич… Все будет хорошо…

Так развивались представления Лю о мире и о людях, может быть еще не совсем правильные, но счастливые уже одним счастьем узнавания.

— Дед, а дед! — опять пропищал он.

— Что скажешь, кучерявый? Замерз?

— Нет, не замерз. На сене тепло. А ты обещал рассказать про курганы.

— Верно. Обещал. Вот что я скажу тебе. Это верно, что под курганом лежит необозримый клад, но только не подкопаться под него.

— А почему не подкопаться?

И Баляцо начал объяснять, почему невозможно подкопаться под этот клад. Пришла очередь и Лю услышать историю о том, как два жемата повздорили из-за одного общего сита и что из этого вышло. В пересказе деда Баляцо история о битве из-за сита закончилась уничтожением обеих сторон. В живых остались только два пастуха, которые в это время были в поле. Таким образом они оказались обладателями всех богатств аула. Что делать? Они свалили все богатство в яму и насыпали высокий холм. Когда они уже кончали работу, огромный камень упал с неба и вогнал обоих в ими же насыпанный курган. Ни один человек не может достичь клада, потому что, как только начинают разрывать курган, смертоносный дух, вырывающийся из глубины, поражает человека.

Вот какую историю услышал Лю.

— Да умудрит нас аллах, — закончил рассказ Баляцо, — и да удержит он нас от жадности и дерзких соблазнов. Вот мы с тобой, Лю, получили свое законное добро. А от чужого добра толку не будет. Тут ни один разумный кабардинец не скажет «ага». А скажет только «ой»… Вот ведь и на шардановском дворе случилось это несчастье. Да все потому же…

Баляцо опять замолк.

— Дед, а дед!

— Что, кучерявый,