помощь, что она прочла в его глазах!.. Не забыла она и про Аишу, и набросилась на неё с криками и порицанием за ребяческое поведение. После того, как отец проснулся, она вернулась к нему и подала ему обед. Пообедав, он принялся довольно долго проверять какие-то бумаги, и наконец позвал её к себе и попросил прислать к нему Ясина и Фахми, когда те вернутся домой…

Мать тревожилась из-за его просьбы и боялась, особенно сейчас, ведь он мог страдать от подавляемого гнева, а оба юноши только-только перевели дух. И кода Ясин и Фахми пришли и узнали о том, что отец вернулся и требует их к себе, им в голову пришло то же, что и матери незадолго до того, и они с опаской отправились к нему в спальню. Но их предположение не оправдалось — он встретил их с непривычным спокойствием и спросил о том, что произошло, и при каких обстоятельствах, а также о решении врача. Они долго говорили о том, что знали, а он молча и с интересом слушал их, а в конце спросил:

— Вы оба находились дома, когда она выходила?

И хотя с самого начала этот вопрос был ожидаемым, но после такого непривычного для их отца спокойствия он насторожил их и испугал — а вдруг это лишь прелюдия, и вслед за ней его тон изменится — они-то уже выдохнули с глубоким облегчением, радуясь своему спасению. Братья не могли вымолвить ни слова и хранили молчание… Отец, однако, не стал настойчиво добиваться ответа на свой вопрос — ему, вроде бы, был безразличен их ответ, или он заранее сделал вывод, или потому что хотел, вероятно, отметить их ошибку, не обращая внимания на их признание в ней… После этого он всего лишь указал им на дверь, призывая уйти, а когда они выходили, то услышали, как он говорит сам себе:

— Раз уж Аллах не подарил пока мне сына, пусть уж дарует терпение.

И хотя внешне всё указывало на то, что всё произошедшее потрясло хозяина настолько, что даже изменило его обычное поведение к всеобщему изумлению, он всё же не мог отказаться от традиционного ночного времяпрепровождения!.. И как только настал вечер, он оделся и покинул свою комнату, надушившись ароматным одеколоном. Выходя из дома, он прошёл через комнату жены и справился о её самочувствии. Она прочитала длинную молитву за него, благодарная и признательная Богу… Будучи прикованной к постели, она не видела в том, что он отправляется поразвлечься, никакого разночтения с его нежностью к ней. Скорее в том, что он прошёл мимо неё и задал вопрос, она видела почтение к себе даже больше, чем ожидала. Да и разве то, что он сдержался и не излил на неё свой гнев, не было той милостью, о которой она мечтала?…

Ясин и Фахми, прежде чем он вышел из своей комнаты, спросили:

— Интересно, а сегодня ночью он откажется развлекаться вне дома, как и полагается мужу, у которого дома больная жена?

Однако Амина лучше всех знала его нрав и придумала отговорку для него — даже если он и отправится на вечеринку, как того и ожидают, она может, прикрываясь своим состоянием, легко найти тому оправдание и притвориться безразличной. Но Хадиджа спросила:

— А как так он может себе позволить ночью развлекаться, видя тебя в таком состоянии?

На что Ясин ей ответил:

— А почему бы и нет, если он убедился, что с ней всё в порядке. Ведь мужчины переживают не так, как женщины. И между переживаниями и тем, что он отправляется на вечеринку в кофейню, нет никакого противоречия. И даже наоборот, приятное времяпрепровождение для него — обязанность, облегчающая ему тяготы жизни.

Ясин не столько защищал этим отца, сколько защищал своё желание выйти поразвлечься, что зашевелилось в глубине души. Но его хитрость не удовлетворила Хадиджу, которая возьми, да и спроси:

— А вот ты, к примеру, можешь себе позволить ночью проводить время в кофейне?

Но Ясин поспешил ответить, кляня её в тайне:

— Конечно же, нет. Но я — это одно, а папа — совсем другое дело!

Когда их отец покинул комнату, к ним вновь вернулось ощущение покоя, что шло вслед за спасением от неминуемой опасности. Лицо Амины осенила улыбка и она произнесла:

— Он, наверное, понял, что я получила наказание по заслугам за свой грех, и простил меня. Да простит и его Аллах, и нас всех заодно тоже…

Ясин ударил одной ладонью о другую, и в оправдание сказал:

— У него есть друзья — они такие же ревнивые мужчины, как и он, но они не видят ничего плохого в том, что их жёны выходят из дома всякий раз, как это необходимо, или просто в угоду им. Что, у него на уме — сделать из дома тюрьму навечно?!

Хадиджа насмешливо поглядела на него и сказала:

— А почему же тогда ты не стал защищаться перед ним?!

Ясин так расхохотался, что даже живот его затрясся, а потом ответил ей:

— Мне, во-первых, нужен такой нос, как у тебя, чтобы защищаться при необходимости…

Вот так дни покоя следовали один за другим, но муки, которые сломили Амину в первую же ночь, больше не возвращались, хотя и угрожали её плечу болью при малейшем движении. Быстрыми шагами стало приближаться её выздоровление благодаря сильному сложению и бьющей через край жизненной силе, ненавидящей покой и бездействие, а потому и подчинение приказам врача было для неё непосильной задачей, доставлявшей страдание, помимо перелома. Она бы и нарушила все советы врача, если бы дети так серьёзно не следили за ней, и поспешила бы к своим обязанностям… Но покой не мешал ей при всём прочем внимательно следить за домашними делами с постели и давать утомительные советы дочерям о том, что им надлежит делать, особенно о том, что, как она опасалась, они могут позабыть или упустить из виду. Она настойчиво спрашивала Хадиджу:

— А ты вытряхнула занавески?… А окна протёрла? А баню натопила для отца?…