Шрифт:
Закладка:
— Фы же полковник?
— В отставке.
— За что фы получили звание? За фойну с Пруссией?
Я кивнул.
— Так и думал. Очень плохая фойна для моей бедной родины.
— Вы тоже там воевали?
— Уфы, — фон Катте вздохнул, — мой Талант не относится к военным. Хотя, будь я на поле боя, фсё могло пойти по-другому.
В его взгляде мелькнул гнев, будто багровые угли вспыхнули под пеплом, а в голосе прозвучала сталь.
— Я бы не допустил, чтобы мой король фыходил в атаку лично.
Он взял со стола кружку, сделал несколько глотков и продолжил уже спокойным тоном:
— К счастью, время расставило фсё на свои места. Фы слышали, что молодой Фридрих Фильгельм умер? Да-да, упал с лошади и сломал шею. Позорное регентство фашей Елизафеты закончилось. Теперь у нас новый король — Генрих Прусский.
Пришлось сдержаться, чтобы не выругаться вслух. Вот так новости! Даже не сомневаюсь — гибель мальчишки Вильгельма произошла с попустительства императора Петра. А ведь продолжи он политику Елизаветы, и Пруссия стала бы сателлитом России. Теперь же все победы, все жертвы стали напрасными из-за одного почитателя Пруссии.
— Фаш император, — продолжал фон Катте с улыбкой, — ценит Генриха не меньше его покойного брата Фридриха. И уже пообещал вернуть Кёнигсберг. Фидите, mein lieber, фойна будто и не была нами проиграна.
Ещё и Кёнигсберг⁈ Да что Пётр творит! Отдать побеждённому всё, что завоевали?
— Император Пётр Фёдорович пригласил меня на службу прифодить ф чувство фаших дворян, — фон Катте плотоядно улыбнулся. — Ф России магодафы не умеют ничего. Так что придётся показать пример и сделать так, чтобы император был дофолен. Фы уже седьмой, mein lieber, кого я арестофал. К несчастью, они фсе сопротивлялись и пытались бежать.
— И что с ними стало?
Он вздохнул и наигранно опечалился.
— Если Талант сжать слишком сильно, он делает пфф! — цверг изобразил руками взрыв. — Даже тела не остаётся. Надеюсь, фы будете фести себя хорошо и мне не придётся применять такие меры.
Пока я заканчивал ужинать, фон Катте продолжал разливаться соловьём. Он уничижительно отзывался о России, русских дворянах и войсках. Пытался задеть и меня лично: мол, я так легко сдался. Практически в открытую намекая на трусость, он внимательно наблюдал за моими реакциями. Но я не вёлся на провокации, молчал и улыбался в ответ. Ничего, пусть себе болтает. Я спрошу с него чуть позже, когда у меня не будут скованы руки. А сейчас не доставлю ему удовольствие, подставившись под удар. Пусть везёт в ссылку, как и положено.
— Благодарю за ужин, — я встал и кивнул ему. — С вашего разрешения, я отправлюсь на покой. Доброй ночи, сударь.
Фон Катте скривил губы, но возражать не стал.
* * *
Ненавижу спать в верхней одежде. Но на ночь кандалы никто снять и не подумал, и я вынужден был лечь прямо в камзоле. К тому же цепь на браслетах звякала от каждого движения, а за стенкой храпели на два голоса подручные цверга.
Скажем честно, мне такое звуковое сопровождение было на руку. Почти всю ночь я провёл в борьбе с кандалами. Вытащил needle wand и Знаками пытался разрушить наложенную на них волшбу. Не чувствуя пальцев, почти в темноте, я не мог провести ни одной прямой линии. Фигуры выходили неверные и рассыпались практически сразу. Но сдаваться было нельзя, и я продолжал попытки раз за разом. Или я научусь работать в таких условиях, или сдохну!
Между подходами к Знакам, я попробовал звать Божедомский вертеп. И не добился даже слабого отклика — волшебные «ручки» не появились. То ли «не слышали» из-за действий магодава, то ли для их призыва нужно было участие Анубиса.
Под утро я всё-таки задремал на час. А когда проснулся, ощутил во всём теле жар. Будто у меня началась лихорадка и повысилась температура. Только встав и умывшись, я сообразил — это не простуда и не болезнь вовсе. А гораздо, гораздо хуже!
Магодав запер внутри меня Талант, не позволяя даже капле силы просочиться наружу. А вот входящий поток не блокировал. Сжатый, почти раздавленный, Анубис впитывал эфир снаружи, а вот выпустить обратно уже не мог. И с каждым таким «вдохом» давление эфира росло всё больше и больше. Как там сказал фон Катте? Пфф — и всё, даже тела нет? И «сдавливать» не надо, я сам взорвусь от распирающего эфира.
Что-то подсказывало, что чёртов магодав не собирается отвозить меня ни в какой острог. Или я сам окочурюсь от перенапряжения, или он меня хлопнет, списав на попытку побега. Думай, Костя, думай! Надо срочно выкручиваться из этой ловушки!
* * *
Нижний Новгород, Козьмодемьянск, Казань. Мы двигались по Осьмой государевой дороге, или Сибирскому тракту, если угодно. Днём я впадал в оцепенение, борясь с жаром внутри. Анубис не отзывался и только скулил. Фон Катте наблюдал за моими потугами с высокомерным интересом. Так палач смотрит на дёргающегося в петле висельника и делает ставки, сколько тот ещё продержится. Я отвечал ему беззвучным «не дождёшься, сволочь» и не спал ночами.
Справиться с кандалами я так и не смог. Вместо этого нашёл способ сбрасывать «давление». Зажимая needle wand в пальцах, я обнаружил, что через него тонкой струйкой стекает эфир. Моя крохотная «волшебная палочка» сработала как предохранительный клапан, выпуская излишек силы. Так что, оставаясь один, я каждый вечер стравливал эфир, добавляя себе отсрочку до развязки.
* * *
От Казани Сибирский тракт уходил на северо-восток. Арск, Карадуван, Кильмезь, Сюмси, Дебёсы, Пыхта. В памяти отложились только названия и дурная дорога.
На очередную ночёвку мы остановились на пустой почтовой станции. Кроме нас там не было ни единого проезжающего. А станционный смотритель к нашему приезду уже был в стельку пьян. Увидев мундир фон Катте, он долго кланялся, сказал, что вся почтовая станция в нашем распоряжении, а затем смылся в сторону ближайшей деревни.
Домик был маленький, так что внутри остались ночевать только я и фон Катте, а его подручные и Васька разместились на улице у костра. Оставаться наедине с цвергом не сильно хотелось, но моего мнения никто не спрашивал.
Нам принесли ужин — разваренную кашу с мясом. По запаху даже за пять шагов было
