Поскольку и Джонни Берг, и переписка между адмиралом Караксом и Туром Фалком пропали, Саше пришлось переключиться на другое. В «Морском кладбище» был еще один след, немецкий. К какой группировке принадлежал Вильгельм? Имел ли он касательство к Сопротивлению в немецких вооруженных силах?

В этой области специализировался Синдре Толлефсен, изгнанный стипендиат, который сидел сейчас за кофейным столиком в фойе библиотеки со своим термосом. Поздоровался он сдержанно и несколько испуганно. Саша села напротив него, сплела ладони.

– Спасибо, что вы согласились встретиться, – сказала она и сразу перешла к делу. – Последний раз я выразилась весьма неудачно.

Толлефсен молча кивнул, будто размышляя, каковы ее намерения на сей раз.

– Как вам наверняка известно, – продолжала Саша, – со времени нашего последнего разговора много чего произошло.

– Соболезную, – смущенно сказал он.

Она невнятно поблагодарила и спросила, чем он сейчас занимается.

– Да так, по мелочи, – ответил он, в голосе сквозила горечь. – Подрабатываю почасовиком в частной гимназии, надеюсь, что к осени снова войду в здешнюю докторантскую программу.

В глазах у него читалось что-то мягкое и бессильное, смешанное с ученой ревнивостью, которую она часто замечала у стипендиатов САГА. Но он далеко не глуп, и такие историки, как он, порой располагают детальной информацией о том или ином комплексе вопросов, владеют кусочком информации, соединяющим воедино весь большой пазл.

– Дело касается вашей диссертации, – сказала Саша. – У меня есть несколько вопросов.

– Прошлый раз вы расспрашивали о ней прямо как инквизитор, – сказал Толлефсен. – Откуда мне знать, вдруг вы хотите украсть мою работу?

Саша была готова к такому возражению:

– Чисто формально у меня были все основания закрыть вашу работу, вы занимались вопросом, который не относится к вашей теме.

Он хотел было запротестовать, но Саша повысила голос:

– Тем не менее я пришла к выводу, что вы были правы. Думаю, ваша тема и Вера действительно взаимосвязаны.

Толлефсен явно удивился:

– Раз вы так считаете.

– У вас есть доказательства, что осенью сорокового в Норвегии действовало немецкое Сопротивление? – спросила Саша.

– Проблема с немецким Сопротивлением, – начал Толлефсен, – состоит в том, что оно крайне малоизвестно, в том числе и среди историков и экспертов. Народ слыхал о «Белой розе»[86] и об офицерском заговоре против Гитлера в сорок четвертом[87], но даже не догадывается, что оппозиционеров в вооруженных силах было много. В войну нацистский режим держал в Норвегии несколько сотен тысяч солдат. Исследования показывают, что солдаты такие же люди, как все. Меньшинство от избытка рвения становится садистами, большинство в точности исполняет приказы, а совсем малая часть – зачастую процентов двадцать – активно противодействует приказам. К тому же среди немецких солдат в вермахте и на флоте было много таких, кто симпатизировал социал-демократам и коммунистам.

Стипендиат налил еще кофе из термоса. На Сашу вдруг навалились угрызения совести.

– Угостить вас чем-нибудь?

– Не беспокойтесь, – сказал он. – Я долго действовал вслепую. Один источник рассказал мне, что будущий премьер-министр Трюгве Браттели встретил в подполье старого друга из социал-демократов, который служил в вермахте на территории Норвегии. Познакомились они якобы в тридцать девятом, в молодежном лагере в Сунндалсёре, где был также будущий федеральный канцлер Вилли Брандт и много других немцев-оппозиционеров.

– Погодите минутку, – сказала Саша.

Ведь об этом Вера как раз и писала в своей рукописи. Может, это и был Вильгельм?

– И что же вы обнаружили?

– Ну, я, что называется, с лупой проштудировал архивы Рабочего движения, но их начальству хватило предусмотрительности уничтожить эту документацию еще до начала оккупации. И доказательств такой связи я не нашел.

– Н-да, задача нелегкая, – пробормотала Саша.

– Но те двое, о ком я писал в своей докторской, немецкие морские офицеры Карл Найпель и Петер Эвингер, прибыли в Норвегию в августе сорокового. – Диссертация была любимым детищем Толлефсена, и теперь он заговорил взахлеб: – Оба работали в корабельном доке, подчиненном городскому командованию ВМС. В сорок четвертом они установили связь с норвежским разведчиком и убедили его, что они противники нацизма. Передавали ему координаты немецких конвоев и кораблей, а он отсылал их дальше, чтобы союзники могли нанести бомбовый удар. Действовали они в Сопротивлении уже в сороковом или нет, я не знаю. Хотя вполне возможно.

История во многом напоминала рассказ о Вильгельме и Вере во время войны. В глазах Толлефсена загорелся какой-то ребячливый огонек.

– Когда раскрыли одну из ячеек Милорга[88], тайная полиция вышла на след немецкой оппозиции. Норвежского разведчика позднее арестовали. Шло время, и однажды в феврале сорок пятого норвежца вывезли за город, во временный военный трибунал. Он боялся, что для него все кончено, но оказалось, его вызвали свидетелем – чтобы он дал показания против немецких морских офицеров. Их привели. Найпель хромал, был ранен при попытке к бегству. Судья предъявил им обвинение в измене родине и сообщил, каков будет приговор, если их признают виновными. Обоим, понятно, было ясно, что их ждет. Их приговорили к семикратной смертной казни через повешение. Обоих вывели. Найпель плюнул палачу в лицо. Оба отказались надевать на голову мешки, когда в ярком послеполуденном солнце их казнили на острове Оддерёйя.

– Страшная история, – согласилась Саша, пытаясь скрыть разочарование.

– Я не закончил, – перебил Толлефсен. – О том, что произошло, у меня было только устное свидетельство норвежского разведчика. И когда я заглянул в немецкие архивы и прочел приговор трибунала – этот документ еще существует, – я наткнулся на кое-что весьма интересное. Оказывается, оба немца входили в безымянную группу Сопротивления, которая действовала в Норвегии все годы оккупации. Там был еще один унтер-офицер, по фамилии Хофман, но проходивший под кличкой Одноглазый, его подозревали в потоплении парохода «хуртигрутен» на траверзе Будё в сороковом.

Одноглазый… Саша не забыла его описания в рукописи. Он потопил «Принцессу»? Вначале Вера сделала такой намек, но, с другой стороны, это шло вразрез с образом действий норвежского Сопротивления, которое в ту пору только-только создавалось.

Она выпрямилась.

– Я, разумеется, читала свидетельские показания, собранные Салтенским уездным судом. Для Норвегии саботаж такого типа необычен, норвежцы опасались погубить мирных жителей, это заложено в нашем национальном характере.

– Совершенно верно, но пароход потопили не норвежцы. Представьте себе, что вы немец-антифашист осенью сорокового. Германия побеждает на всех фронтах, и терять вам фактически нечего. Немецкое Сопротивление пыталось уничтожить Гитлера еще в тридцать восьмом. Патриоты не задумывались о том, погибнут ли гражданские. К тому же каботажный пароход был военной целью,